Если наступит завтра   ::   Шелдон Сидни

Когда полиция поднасела на девицу, та пропела на все голоса целую оперу, и вот – бедная Эрнестина здесь.

Они вдвоем стояли у плиты.

– Я не могу здесь оставаться, – прошептала Трейси, – мне надо кое о ком позаботиться там, на воле. Ты поможешь мне сбежать. Я…

– Начинай чистить лук. У нас сегодня на ужин мясо по-ирландски.

И она ушла.

По тюрьме распространялись самые невероятные слухи. Заключенные знали все, что когда-либо случалось, даже задолго до их попадания сюда. Осужденные, известные как мусорные крысы, рылись в отбросах в поисках кусков бумаг с информацией, подслушивали телефонные звонки, читали почту начальника, и вся эта информация тщательно и скрупулезно усваивалась и пересылалась особо важным осужденным. Во главе этого списка стояла Эрнестина Литтл. Трейси сознавала, что охрана и заключенные относятся к Эрнестине с почтением. С тех пор, как другие осужденные решили, что Эрнестина стала покровительницей Трейси, ее совершенно оставили в покое. Трейси с ужасом ждала, что Эрнестина сделает новую попытку подъехать к ней, но большая черная женщина держала ее на расстоянии от себя. Почему? Трейси удивлялась.

Правило N 7 официальной десятистраничной брошюры, адресованной новоприбывшим, гласило:

«Любая форма сексуальных отношений строго воспрещается. В камере не может быть больше четырех осужденных. Не более одного заключенного может находиться на койке одновременно.»

Реальность же так сильно отличалась от того, что рекомендовали заключенным, что брошюра воспринималась как шутка. Каждую неделю Трейси наблюдала новую заключенную-рыбку, прибывшую в тюрьму, и все повторялось снова. Во первых, заключенные, которые были раньше сексуально нормальны, не имели шанса остаться нормальными. Они приходили робкие и забитые, а кобел уже была тут как тут, поджидала. Драма проходила запланированно, по стадиям. В ужасном и враждебном окружении кобел казалась дружелюбной и симпатичной. Она приглашала свою жертву в комнату отдыха, где они смотрели бы вдвоем телевизор, и, когда кобел гладила руку, новенькая позволяла, так как боялась обидеть новоприобретенную подругу. Новенькая быстро замечала, что другие заключенные оставляли ее в покое, а так как зависимость ее от кобла росла, интимную близость представить было невозможно, потому что она делала все, чтобы на ней лежала только ее подруга и больше никто. Те, кто отказывался от сожительства добровольно, были изнасилованы. Девяносто процентов поступающих в тюрьму женщин силой обращены в гомосексуализм – добровольно или неохотно – в течение первых тридцати дней. Трейси приходила в ужас.

– Почему начальство позволяет всему этому происходить? – спросила она Эрнестину.

– Это система, – объяснила та, – и так в каждой тюрьме, малышка. Нет такого способа, чтобы изолировать от мужчин 120 женщин и не позволить им хоть как-то трахаться. Мы даже насилуем не из-за секса. Мы насилуем для власти, чтобы показать, кто здесь хозяин. Новая рыбка, приплывающая сюда, это мишень для каждой, которая хочет ее изнасиловать. Одна защита существует для рыбки – это стать женой кобла. Этого еще никому не удавалось избежать.

Да, это Трейси проверила на собственном опыте.

– Это только то, что касается осужденных, – продолжала Эрнестина, – охрана еще хуже. Приходит свежее мясо, а она – как на иголках. Ее ломает, ей надо порцию, ей плохо, она готова на все. И тут появляется надзирательница, которая может дать героин рыбке, но взамен хочет немножко любви и ласки, понятно? Так что рыбка добровольно укладывается под надзирательницу. Мужская охрана еще хуже. У них ключи от всех камер. Они могут прийти ночью и трахнуть свободную киску. Они могут сделать тебе ребенка, но окажут благосклонность.