Если он такой умный, почему он такой мертвый   ::   Валяев Сергей

Меня поняли: центральная часть принадлежит "ленинцам" - тем, кто живет на проспекте Ленина; пляжи - "нефтяникам": на побережье нефтяные терминалы и рабочий поселок, их обслуживающий; порт - братьям Собашниковым. - Бьются? - Не. Раньше было дело, а сейчас - тишь да благодать. - А чужие? - Приезжают только на отдых, - ответил лейтенант. - Не, у нас хорошо, как в раю. - Как в раю, - повторил я. И мы взялись за бокалы с пенистым холодным пивом. А почему бы и нет? В такую жару братва и все заморские лазутчики тоже дуют приятные напитки и думать не думают о напряженной работе. Через час я уже знал все городские сплетни: Васек Татарчук пользовался уважением и к нашему столику постоянно присаживались аборигены. У них были истрепанные физиономии и судьбы, они пахли тухлой рыбешкой и говорили обо всем и ни о чем. Лейтенант был слишком великодушен и его доверием злоупотребляли. В конце концов я не выдержал и цыкнул на одного из самых бомжевидных прохиндеев: - Пошел вон, дурак! - Ну, зачем так? - огорчился мой юный друг, когда бомжик удалился на свалку жизни. - Это же дядя Ефимов, он меня на самбо водил. - А меня нет, - огрызнулся. Вот не люблю я маленькие провинциальные городишки: это своего рода резервации, где нельзя укрыться от чужого глаза. В таких местечках вместе с затхлостью обитает смертельная тоска и свинцовый дурман, от которых чахнут души прекрасные порывы.

Хотя здесь все всё знают обо всех - большая деревня, да и только. И это обстоятельство меня должно радовать: если Папа-дух имеет место быть, то общественность укажет кратчайший путь к нему. Разумеется, у меня имеется ориентировочный план действия. Один из главных принципов menhanter: быть хамелеоном, быстро вживаясь в любую среду, а, вжившись, не торопиться. Куда спешить охотнику за "духом"? Пусть жертва нагуляет жирок и уверится, что мир принадлежит только ей. Тут надо признаться, что мне порой не хватает выдержки: я могу наломать дров. И хороших дров. А так - никаких проблем. После того, как тутошний лейтенантик и пришлый капитан нагрузились пивом, то было принято единственное правильное решение: на море. Чтобы снять телесную и душевную притомленность. Мы побрели по сонной набережной с гипсовым заборчиком, навязчивыми фотографами с их резкими мартышками, отвязными задастыми дамами с их любовными томлениями, затем спустились по деревянной лестнице, удобной для поломки всего скелета, - спустились к мусорному пляжу, где отдыхали полунагие народные массы. Что там говорить: никакой романтизации труда бывшего телохранителя. Вот он кидает брюки на тетку, лежащую на солнцепеке в ожерельях своего жира и, наступая на колкие пробки из жести, идет к шипящей помойной волне. Вот он плюхается в нее, как ребенок, который решил доказать любимой маме, что он вполне самостоятельно может утопиться. Вот он, в смысле я, саженками удаляется от берега, словно желая заплыть за ленточку горизонта.

Пивная хмель действовала на меня дурно - я промахал довольно далеко и успокоился лишь тогда, когда понял, что заплыл в нейтральные воды и берег антальский где-то рядом. Лежа на спине, я находился в эпицентре спокойной свободной небесно-водной стихии. Я полностью принадлежал ей - мы были едины. И мне, впитывающему энергию вечного мироздания, было необыкновенно хорошо и надежно, как должно быть хорошо и надежно эмбриону в материнской утробе. Потом - тень, она легка и опасна. Открываю глаза и глотаю соляной раствор: резвая двухпалубная яхта скользит над волнами, оставляя за кормой буруны волшебной феерической жизни. Яхта "Анастасия" идет под парусами, на верхней палубе - прекрасная незнакомка. Она в шезлонге и отсвечивает перламутровым неземным светом, она, точно богиня древней Эллады... тьфу!..