Взятие Великошумска   ::   Леонов Леонид

Пока генерал прислушивался к чем-то взволнованной памяти, лейтенант незамедлительно перешел от обороны к наступлению. Так, он пошутил, что ущерба двести третьей от встряски не предвидится, машина испытанная: так ли еще маханула она, к примеру, в один овраг под Россошью, после того как вырвало кусок брони из лобовика и повалило прежнего водителя, предшественника Литовченки. Если только припомнит товарищ генерал, это случилось на исходе того дня, когда именно их корпус, зайдя от Валуек, нанес решающий удар по Италии и заставил ее смотаться из войны.

Две красные полоски были нашиты справа на груди лейтенанта. Генерал усмехнулся патриотическому красноречию своего танкиста; одновременно на лицах у всех в десятке вариантов повторилась его улыбка. Упоминанье о Россоши было всеми ими заслужено и в равной степени приятно для всех; если шепнуть это слово вовремя на ухо обессилевшему товарищу, оно удваивало отвагу, воскрешало, как глоток спирта, пароль круговой танкистской поруки.

Генерал поднял голову.

- Литовченко, Литовченко... - поискал он в памяти, и опять чем-то горячим пахнуло на него из этой ночи. - В школе со мной учился однофамилец мой, Денис Литовченко. Собачник был, целая орава дворняг так и бродила по его пятам... А ну, покажите, что у вас за некий Литовченко!

Тряхнув хохолком, не то седым, не то запушенным снежной пылью, Собольков крикнул это имя в летящий снег, и тотчас знакомый паренек вытянулся рядом с командиром танка. Луч от фары пришелся на него сбоку; кроме того, вернувшийся с офицером штаба адъютант подсветил ему мигалкой без опаски получить вторичное поношение науки и техники. Карие мальчишеские глаза чуть напуганно смотрели из-под густых, не по возрасту, бровей; левая, рассеченная при паденье, слегка кровоточила. Нет, это был не тот Литовченко, моложе, постатней и явно не Денискиной породы. Не зря Митрофан Платонович Кульков назвал того колобком при выпуске из школы: "Катись, колобку, в свит, та стережись, щоб сирый вовк не зъив!"

- Что ж ты, тезка, плохо за машиной следишь? - заговорил генерал, смягчаясь воспоминаньями. - Танк не лошадь, не огрызнется, сахару с ладони не попросит... Ты его молча понимай, и дружба его тебя не обманет. А представь, такая же ночь и врагов тысяча, тут каждый болтик слезою омыл бы, да поздно.

Он говорил так, как если бы сын Денискин стоял перед ним, нуждаясь в отеческом наставленье, и всем очень понравилось, что он говорит с этим полумальчишкой, как с сыном.

- Машина исправна... товарищ гвардии генерал-лейтенант. Только я не той гусеницей тормознул второпях, - открыто признался механик; и опять всем кругом понравилось, что и этот не бежит от вины, не ждет прощенья.

- За правду хвалю. У меня в корпусе не лгут... Кстати, как батька-то кличут?

- Батька Екимом звали, - отвечал Литовченко, и брови туже сдвинулись к переносью.

- Так. Немцы, что ль, убили?

- Сам помер... от старины.

- Вот оно что, - по-своему прочитал его интонацию генерал, и почему-то убавилось его огорченье, что хлопец этот даже не родственник Дениске. - За что ж ты на немца обиделся?.. Дом спалили или девушку твою увели?

Литовченко медлил с ответом; коротко было бы ему не объяснить, а на длинное пояснение он не решался. И чтоб выручить товарища перед начальством, все заспешили к нему на помощь.

- Хлебнул беды крестьянской, - подсказал кто-то сверху с платформы. Все мы ею досыта пропиталися.

- Сейчас только тот и без горя, кто воровски живет, - поддержал другой, и генералу показалось, что когда-то он довольно часто слышал этот голос.

- Такое дело... товарищ гвардии генерал-лейтенант... - начал третий. Ганцы на селе у них стояли, и один мамашу его мертвой курой шарахнул...

- Каб ударил, не стоял бы я на этом месте... - Угрюмо поправил Литовченко.

- Ничего не понимаю, - сказал генерал.