Фаянсовый череп   ::   Воронин Андрей

Светлов тоже жевал – насколько мог судить Юрий, скорее по инерции, чем из-за чувства голода. Он неловко чистил принесенный Юрием апельсин одной рукой, время от времени помогая себе зубами, отрывал от него дольки и по одной совал их в рот. Лицо у него было задумчивым и бледным, но отнюдь не осунувшимся: видимо, родные и знакомые прикармливали его неплохо, а малоподвижный образ жизни превращал лишние калории в жирок так же верно, как мороз превращает воду в лед. Рука у него все еще болталась на перевязи, плечо покрывала грязноватая гипсовая броня, а серая больничная пижама делала его похожим на пациента тюремного госпиталя.

– Да, – меланхолично жуя, проговорил Светлов, рассеянно глядя на воробьев, которые шумно плескались в цементной чаше неработающего фонтана. – Значит, из газеты ты уходишь…

– Сам понимаешь, – ответил Юрий, – либо я, либо. Мирон. А главный редактор газете нужнее, чем водитель. И потом, надоело. Ты не поверишь, но, если не считать Афгана, я и за границей-то ни разу не был. Хочу прошвырнуться, посмотреть мир…

– Ого, – немного оживившись, сказал Светлов. – Да ты никак получил наследство?

– Что-то вроде этого, – уклончиво ответил Юрий. – Можно сказать, да.

– Да, – снова сказал Светлов и засунул в рот очередную дольку апельсина. – Интересная история. Каждый по ее окончании что-нибудь получил. Школьников получил пулю в брюхо, Мирон получил по морде, ты получил наследство, а я – перебитую ключицу…

– И тему в придачу, – напомнил Юрий. – Сев-рук, Школьников и Караваев – это тебе не асфальт, который кто-то авоськами воровал с кольцевой.

– Ха, – сказал Светлов, – тема… Мирон удавится, а не напечатает такой материал. Прежде всего потому, что он сам в этом замешан. И потом, он у нас скользкий тип. Очень хорошо чувствует, что своевременно, а что попридержать. Да и время… Пока я выйду из больницы, коллеги уже успеют затрепать эту историю с двойным проектом торгового центра буквально до дыр. Ты что, газет не читаешь?

– Не то чтобы совсем не читаю, – признался Юрий, – но стараюсь по мере возможности делать это как можно реже. А что касается Мирона… Ну что, на нем свет клином сошелся, что ли? И потом, все подробности этого дела знаешь только ты, я имею в виду – из журналистов. Причем знаешь не понаслышке – сам все видел, сам все слышал, сам, понимаешь, с поленом в руке на киллера ходил… Тебе и карты в руки.

– Издеваешься, да? С поленом на киллера… Полено-то я с перепугу схватил, и вообще… Вообще, Юра, для того, чтобы такое написать, нужно большое мужество. Особенно если то, что ты собираешься писать, чистая правда. Вранье писать легче, для этого мужества не надо…

– И я даже могу сказать почему, – неожиданно перебил его Юрий. – Кто-то – кажется, Жюль Верн – в одном из своих романов написал, что мужество – это просто отсутствие воображения. А как же напишешь заведомое вранье, если у тебя воображения нет?

Светлов в ответ только хмыкнул. Честно говоря, Юрий ожидал более бурной реакции: ему очень хотелось рассмешить собеседника. “Хотя, – подумал он, – окажись я на его месте, мне было бы не до смеха. Позволить использовать себя втемную, а потом обнаружить, что прошел по самому краешку бездонной ямы, – тут уж не до веселья. Парню есть о чем подумать”, – решил Юрий и полез в карман за сигаретами.

– Слушай, – сказал вдруг Светлов и надолго замолчал. – В общем, спасибо тебе за все.

– Из “спасибо” шубу не сошьешь, – афористично ответил Юрий. – А в общем, не за что. По сути дела, это я должен тебя благодарить.

– Интересно было бы узнать за что, – с кривой усмешкой проговорил Светлов.

– А это, брат, секрет, – сказал Юрий. – Знаешь, как дети говорят: секрет на сто лет. Понял?

– Да понял, понял… Ну ладно.