5 лет среди евреев и мидовцев   ::   Бовин Александр Евгеньевич

И вижу в этом свою главную роль…



Приезд русского посла — хлеб для журналистов. Писали много и со смаком. В общем, по-доброму писали. Встречались и забавности. Так, в газете “Знак времени” можно было прочитать: “Александр Бовин — посол несуществующего государства, вручение им верительных грамот — самое фантастическое событие в истории дипломатии”. Я готов был обидеться, но за этой ехидной тирадой следовали “Сонеты Бовину”, сочиненные Анатолием Добровичем.

1.

Любезный Александр, какая радость: Бовин!

Усилится одышка в центре склок.

С Россией диалог во сне лишь полюбовен.

Но “оскорбленному есть чувству уголок”.

В харчевне, где б хозяин приволок

Нам пива и маслин, и мяса из жаровен,

И левантийских всяких там хреновин,

Чтоб шел еврейско-русский диалог,

Как разговор, прервавшийся вчера,

В котором чувствуешь: политика — игра,

И нации — игра, и разница в широтах,

А не игра — такие вечера.

Свой человек, большущий, как гора,

И жемчуг мысли в общих нечистотах.

2.

В посольском кабинете день-деньской.

Но ранним утром — этакое диво:

По влажному бульвару Тель-Авива

Пройтись, как от Никитской до Тверской.

Нет-нет повеет нашею Москвой…

Гляди, она сместилась прихотливо

На Юг, ее украсила олива,

Пророков гомон, ветерок морской.

А вдруг и вправду есть такой распил,

Где линии судеб нерасторжимы,

Хотя встают и падают режимы?

За это я б чего-нибудь распил…

Но, господин посол, державной чести школа

Диктует лишь поклон в пределах протокола.

Поэзия, пусть немножко замысловатая, примирила меня с прозой. Разговор, прервавшийся, к сожалению, не вчера и не позавчера, надо было начинать снова. Для этого меня и послали в Израиль.

Конец декабря прошел в протокольных визитах, которые я был обязан нанести своим коллегам.

30 декабря посетил премьер-министра И. Шамира. У него — бурная молодость. С конца 1942 года, бежав из тюрьмы, будущий премьер входит в руководящую “тройку” радикальной, ориентирующейся на террор организации ЛЕХИ (“Борцы за свободу Израиля”). В отличие от другой подпольной группы ЭЦЕЛ (“Национальная военная организация”), которой руководил другой будущий премьер М. Бегин и которая считала, что надо помогать англичанам бороться с гитлеровцами, ЛЕХИ видела в англичанах главных врагов и продолжала бескомпромиссную, жестокую борьбу с ними. Шамира снова арестовывают и ссылают в Джибути.

Вспомнили встречу в Нью-Йорке. Поговорили о “русских корнях” Израиля. И о том, как преодолевать недоверие друг к другу, накопившееся за четверть века вражды. Поговорили и о перспективах мирного процесса. Здесь Шамир — один из главных израильских “ястребов”, был крайне сдержан. Он не мог видеть себя за одним столом с Арафатом. Он решительно не был согласен с американской, как он считал, теорией “мир в обмен на территории”. Он настаивал на интенсивном строительстве еврейских поселений на оккупированных территориях, чтобы сделать невозможным их возврат палестинцам.

Уйдя после поражения на выборах от активной политической жизни (плюс возраст, конечно), — Шамир никогда не менял своих взглядов. Последняя встреча с ветераном израильской политики состоялась 15 апреля 1997 года, накануне моего отъезда. Он был похож на сердитого, взъерошенного гнома. Резко критиковал “несерьезную политику” правительства Нетаньяху, самого Нетаньяху, который идет вразрез с принципами Ликуда. По его мнению, нужно прекратить уступки, отступление, аннулировать все соглашения с Арафатом, вернуться на шесть лет назад, к Мадриду (“где я ничего не обещал палестинцам”), и начать все с начала. Я не был согласен с Шамиром, хотя его логика, логика ортодоксального сиониста, была мне понятна.