ГОГОЛЬ-МОГОЛЬ   ::   Ласкин Александр

Даже если никогда не видел картин Альфреда Рудольфовича, то сразу признаешь в нем человека искусства.

Даже Бенуа ему не конкурент. Маленький, кругленький. Не ходит, а бегает. Мелко перебирает ногами, но все же не поспевает.

И Добужинского легко принять за чопорного петербургского чиновника. Из тех, что возьмут ручку и напишут коротко в верхнем углу листа. Ну там - «Принять к рассмотрению», «Считаю возможным» или «Отказать».

А тут сразу видно: артист! Высокий лоб, бородка клинышком, мечтательный взгляд…

При этом поза не расслабленная, а выжидательная. Смотрит в камеру, но всем корпусом развернулся к двери.

Фотограф Карл Булла не старался специально, но запечатлел привычную мизансцену.

Альфред Рудольфович всякий день наготове. Снимет рабочую одежду, оденется в парадный костюм, и ожидает заказчиков.

И сейчас ждет. Скорее всего, это они изображены на портретах за его спиной.

Не всегда заказчики бывают такими пленительными. Одна улыбчивая, в закрытом платье, похожая на итальянку. Другая серьезная-серьезная, с высокой прической и открытыми плечами.

Легкость



А иногда журналист направляется на какое-то мероприятие и мысленно жалеет о потраченном времени.

Ну вот еще один благотворительный бал. Пусть он чем-то и отличается от предыдущих, но уже не хочется искать разницу.

Кто проявит инициативу, на того смотрят косо. Потому рука поднимется и сразу опустится. Просто неловко вмешиваться, когда все настроились закругляться.

И все-таки одна художница предложила рисовать «моментальные портреты».

«Подходит к киоску яркого южного типа дама.

– Я хочу «снять» свой портрет.

– Пожалуйста.

– Сколько стоит?

– Сколько Вам не жалко? Это на благотворительность.

– Я согласна дать много, но под одним условием, чтобы меня рисовал Эберлинг.

За Эберлингом была командирована целая экспедиция. Долго искали его в большой бальной толпе. Дама, горя крупными бриллиантами, терпеливо ждала. Наконец, ведут недоумевающего Эберлинга.

– В чем дело?!

Ему сказали. Он взял картон, уголь и в пять минут… сделал великолепный набросок».

Таким разным был Эберлинг. Обычный человек до тех пор, пока не призвали к священной жертве. И вновь обычный человек после того, как он выплеснул свой дар.

То-то и удивительно, что все происходит без передышки. Дистанция между состояниями столь же короткая, как между фразами «Ему сказали…» и «Он взял картон…»

« - Хорошо? - спрашивает дама стоявшего по соседству архитектора Дубинского.

– Очень хорошо, - соглашается Дубинский.

«Таинственная незнакомка» молча кладет на блюдо сторублевый билет и вместе с портретом исчезает….»

Читатель возьмет в руки эту статью и подумает: а все-таки есть в нашей жизни место чуду. То есть, все той же фетровой шляпе и цыпленку под ней.

Деньги



Альфред Рудольфович к деньгам относился не то чтобы безразлично, но без пиетета. Считал их естественным продолжением своих главных достоинств.

Еще в самом начале столетия посмеялся над тщеславием и сребролюбием. Этак беззлобно пожурил коллег: ну что это, господа, у вас за сны?

Симпатичная вышла работа. За столом, положив голову на руки, спит молодой человек. Улыбается и чуть ли не причмокивает от удовольствия.

Это полотно дошло до нас в пересказе. На обратном пути со Всемирной выставки в Сен-Луи, где оно экспонировалось, картина безвозвратно погибла.

Так что приходится верить критикам. От них мы знаем, что юноше снились не только мешки с деньгами, но «…античные идеалы в виде гармоничных классических фигур, и новые течения, представленные букетом декадентского типа женщин».

Непонятно почему он так блаженствовал.