Новая книга о далматине (Каретная собака - пожарная собака)   ::   Трин Альфред

"Завещание чрезвычайно выдающейся собаки" - это трогательная дань далматину Блеми, которая жила с драматургом и его третьей женой, актрисой Карлоттой Монтерей. О'Нил написал этот шедевр в утешение Карлотте за несколько дней до того, как Блеми умерла от старости в декабре 1940 года.

"Завещание" Блеми олицетворяет любовь между далматинами и их хозяевами и служит логическим завершением этой книги, которая также была написана с любовью к этой породе.

"Завещание чрезвычайно выдающейся собаки"

Я, Силвердин Эмблем О'Нил (которого моя семья, друзья и знакомые называют уменьшительно Блеми), в связи с тем, что старость и немощь лежат на мне тяжелым грузом и я понимаю, что конец мой близко, желаю довести до сведения моего Хозяина свое завещание. Он не узнает о нем до самой моей смерти. А тогда, вспоминая обо мне в своем одиночестве, он вдруг осознает его и по моей просьбе запишет на память.

Мне нечего оставить ему из материального мира. Собаки мудрее людей. Они не слишком ценят вещи. Они не растрачивают свою жизнь в погоне за собственностью. Они не просыпаются ночью в тревоге за то, как сохранить то, что имеешь и как получить то, чего не имеешь. У меня нет ничего, что я мог бы завещать, кроме моей любви и преданности. Их я оставляю тем, кто любил меня - моему Хозяину и Хозяйке, кто, я знаю, будут горше всех оплакивать меня, оставляю Фрименам, кто так хорошо относился ко мне, оставляю Сину, Рою, Уилли и Наоми и... Но если я перечислю всех, кто любил меня, моему Хозяину придется написать целую книгу. Наверное, не стоит бахвалиться, когда так близко смерть, которая повергает в прах все живое с присущей ему суетой, но меня действительно очень любили.

Я прошу своего Хозяину и Хозяйку всегда помнить меня, но не горевать слишком долго. В своей жизни я старался служить им утешением в печали и лишней радостью в веселье. Мне тяжело думать, что своей смертью я принесу им боль. Пусть же они помнят, что ни одной собаке не доставалась такая счастливая жизнь (и все благодаря их любви и заботе); пусть помнят, что теперь, когда я ослеп и оглох и меня подводит даже обоняние, так что кролик может сидеть под моим носом, а я его даже не почувствую, теперь моя гордость подвергается жестокому и необъяснимому унижению. Я вижу, что судьба зло упрекает меня за слишком долгую жизнь. Пора уходить, прежде чем я стану обузой себе и тем, кто меня любит. Мне жаль оставлять их, но не жаль умирать. Собаки не боятся смерти, как люди. Мы принимаем ее как часть жизни, а не что-то чуждое и ужасное, что уничтожает ее. Что придет после смерти? Никто этого не знает. Мне бы хотелось верить вместе со своими соплеменниками-далматинами, исповедующими ислам, что существует рай, где ты всегда молод и здоров; где все дни напролет вокруг тебя танцуют любвеобильные гурии с превосходным окрасом; где быстро бегающих кроликов (но не слишком быстро, а как гурии) много, как песка в пустыне; где каждый блаженный час - это час кормежки; где в каждый долгий вечер можно свернуться перед миллионом каминов, которые горят вечно, смотреть на пламя и дремать, сонно сощуривая веки, вспоминая старые добрые дни на земле и любовь Хозяина и Хозяйки.

Боюсь, что это слишком хорошо даже для такой собаки, как я. Но по крайней мере, покой обеспечен. Покой и отдых для старого изношенного сердца, головы и ног, а также вечный сон в земле, которую я так любил. Наверное, так будет лучше.

И последняя горячая просьба. Я слышал, как Хозяйка сказала: "Когда Блеми умрет, мы не будем заводить другую собаку. Я слишком любила его, чтобы полюбить другую собаку". Прошу ее ради любви ко мне завести другую. Это будет плохая дань моей памяти, если она никогда не будет иметь собаку снова. Мне хотелось бы знать, что проживя со мной столько лет, Хозяйка теперь не сможет без собаки! Я никогда не страдал ревностью.