Глаз ночи   ::   Александрова Наталья

 — Я буду в «Какаду» в следующую пятницу, поиграем… — Она тихо засмеялась и провела ухоженной рукой по воротнику его кашемирового пальто.

— Буду ждать, — хрипло сказал он и прикрыл ее руку своей.

Он хотел поцеловать эту очаровательную ручку, но она каким-то образом выскользнула из его руки. Анна отвернулась и нажала на золотистую кнопку звонка.

Через некоторое время заспанный портье открыл дверь, и Анна скрылась в темном холле.

Петр Степанович сел в машину, но не спешил уезжать. "Ему хотелось посмотреть, где зажгутся ее окна. Просидев так некоторое время и не дождавшись ничего, он рассердился на себя за легкомыслие и тронул машину с места.

Женщина, представившаяся ему как Анна, посидев некоторое время в темном холле, встала и прошла через служебный коридор к черному ходу. Заспанный портье, с которым все было условлено заранее, открыл ей дверь и спрятал в карман приятно шуршащие бумажки. У самого входа стояла неприметная «восьмерка», в темноте непонятно было — серая или зеленая. Водитель, не выходя из машины, открыл даме дверцу.

— Ну как дела, Лола? — спросил он. — Все в порядке?

— Как и всегда, когда за дело берусь я. — По голосу было слышно, что женщина улыбается.

— Выиграла хоть что-нибудь? — тоже улыбнулся он.

— Все продула, — огорченно сообщила она, — очевидно, сегодня неудачный день…

* * *



Леня Марков, известный в узких кругах любителей элегантного изъятия денег под незамысловатой кличкой Маркиз, включил прослушивающее устройство, связанное с «жучками», которые его давняя и проверенная партнерша по психологическому бизнесу Лола закрепила на воротнике кашемирового пальто Петра Степановича Шумелова и под сиденьем его «мерседеса». «Жучки» работали исправно, и в течение двадцати минут Леня слушал музыку, которую передавала радиостанция «Европа-плюс», и негромкое урчание мощного мотора шумеловского «мерседеса».

Наконец мотор затих, а вслед за ним замолчала и автомагнитола. Мягко хлопнула дверца машины, и «жучок» под сиденьем до следующего утра выбыл из игры. Впрочем, и второй «жучок», закрепленный под воротником кашемирового пальто, передав скрип поворачиваемого в замке ключа и негромкий стук закрывшейся двери, тоже затих:

Шумелов повесил пальто в прихожей и, стараясь не шуметь, прошел в спальню к своей законной жене Ольге Андреевне, с которой его связывали почти тридцать лет совместной жизни. Маркиз не услышал ни цокота когтей в прихожей, ни радостного повизгивания, потому что Арчибальд, раскормленный английский бульдог, любимец Ольги Андреевны, крепко спал в спальне на специальном матрасике и не вышел в прихожую встретить хозяина.

Шумелов был хорошим семьянином. Он не разделял общую любовь городского руководства к буйным попойкам, к баням с девочками, да и вообще почти не пил. Некоторые коллеги посмеивались над ним.

А кое-кто посматривал на него с опаской и недоверием, повторяя: в тихом омуте черти водятся.

Тем более что кое для кого Петр Степанович все еще был чужаком, выскочкой, пришедшим во власть на волне перестройки. Другие работники городского аппарата прошли огонь и воду советского партхозактива или комсомольской работы, проскользили по медным трубам партийной номенклатуры и узнавали друг друга за версту по особенному выражению глаз, а Петр Степанович до перестройки был скромным доцентом в третьеразрядном вузе, преподавал там то ли охрану окружающей среды, то ли технику безопасности и с тоской думал о том, как трудно по его малопопулярной дисциплине защитить докторскую диссертацию и как долго ему еще до пенсии…

Но тут-то и грянула перестройка, гласность, выборность, и Петр Степанович со всем своим нерастраченным пылом бросился в мутные воды политики. Говорил он хорошо и убедительно: сказались годы преподавательской работы.