Ад - это вечность   ::   Бестер Альфред

Это были великие дни, дни, когда он закончил Манчестерский колледж и приехал в Лондон создавать репутацию, ловить фортуну, строить всю жизнь – длинноволосый юноша с пунктуальными привычками и образом мышления. Задремав, он прогуливался по воспоминаниям, словно глядел развлекательную пьесу.

Он оторвался от воспоминаний, вздрогнул и понял, что стоит на коленях перед духовкой уже минут двадцать. Что-то здесь не так. Он не забыл химию и знал, что за двадцать минут газ непременно лишил бы его сознания. В замешательстве он поднялся на ноги, потирая затекшие колени. Сейчас не время для анализа. Погоня может в любой момент сесть ему на шею.

Шея! Это надежный способ, почти такой же безболезненный, как газ, и более быстрый.

Пил выключил газ, закрыл духовку, взял из шкафа длинную, прочную бельевую веревку и вышел из кухни, пнув по пути коробку с предупреждающей надписью. Пока он рвал ее на куски, его встревоженный взгляд метался в поисках надлежащего места. Да, здесь, на лестнице. Он может привязать веревку к балке и встать на карниз над ступеньками. Когда он прыгнет, будет футов десять до земли.

Он вбежал по ступенькам, сел верхом на перила и перекинул веревку через балку. Поймал свободный конец, обернувшийся вокруг балки. Один конец веревки он привязал к перилам, на другом сделал широкую петлю и навалился на веревку всем весом, проверяя ее на прочность. Несомненно, она выдержит его вес, нет никаких шансов за то, что она порвется.

Взобравшись на карниз, он надел петлю и затянул узел под правым ухом. Веревка имела достаточный запас, чтобы дать ему пролететь футов шесть. Весил он сто пятьдесят фунтов. Этого вполне достаточно, чтобы быстро и безболезненно затянуть в конце падения узел. Пил замер, сделал глубокий вдох и, не побеспокоившись помолиться, прыгнул.

Уже в воздухе он подумал, что легко сосчитать, сколько ему остается жить. Тридцать два фута в секунду, поделенные на шесть, дают ему почти пять... Сильный рывок потряс его, в ушах громом прозвучал треск, агонизирующая боль пронеслась по всему телу. Он задергался в конвульсиях...

Затем он понял, что все еще жив. Он в ужасе болтался, подвешенный за шею, понимая, что не умер неизвестно почему. Ужас бегал по коже невидимыми мурашками, он долго висел и дергался, отказываясь поверить, что случилось невозможное. Он извивался, пока холод не пронизал мозг, введя его в оцепенение, разрушая его железный контроль.

Наконец, он полез в карман и достал перочинный нож. С большим трудом он открыл нож – тело было словно парализовано и плохо слушалось. Он долго пилил ножом веревку, пока остатки волокон не порвались, и упал с высоты нескольких футов на лестничные ступеньки. Еще не поднявшись, он почувствовал, что сломана шея. Он ощущал края переломанных позвонков. Голова застыла под острым углом к туловищу, и он видел все вверх тормашками.

Пил потащился по лестнице, смутно сознавая, что все слишком ужасно, чтобы можно было понять до конца. Он не пытался хладнокровно оценить происходящее. Не было ни дополнительных фактов, ни логики. Он поднялся по лестнице и бросился через спальню Сидры к ванной, где иногда они мылись вдвоем. Он долго шарил в медицинском шкафчике, пока не достал бритву: шесть дюймов острейший закаленной стали. Дрожащей рукой он чиркнул лезвием себе по горлу...

Мгновенно он захлебнулся фонтаном крови, перехватило дыхание. Он сложился пополам от боли, рефлекторно кашляя, дыхание со свистом вырывалось из разреза в гортани. Пил скорчился на кафельном полу, кровь била фонтаном при каждом ударе сердца и залила его всего. Однако, он лежал, трижды убитый, и не терял сознания. Жизнь вцепилась в него с той же неослабевающей силой, с какой он прежде цеплялся за жизнь.