Алхимия любви   ::   Минков Святослав

Так двое влюбленных до предела напрягают свои нервы в безостановочной гонке вокруг ипподрома брачного счастья, теряют самообладание, посылают друг друга к черту и доходят чуть ли не до рукопашных схваток. Иногда они вдруг спохватываются в тревожном сознании, что уже что-то сломалось в их любви, и, в страхе навсегда потерять друг друга, внезапно разнеживаются, обнимаются и осыпают друг друга ласками, затем опять неожиданно впадают в сентиментальную неврастению и с еще большей яростью и ожесточением продолжают междоусобную брань. В конце концов, разумеется, Буби смиренно слагает оружие к ногам своего достойного противника и решает без дальнейших отлагательств явиться к человеку с парабеллумом и просить руки его дочери.

Обычно это происходит в один из будничных дней недели, когда предупрежденный уже отец должен сыграть роль удивленного неожиданным посещением кандидата в зятья.

До часа своего рокового визита Буби находится в особенно лихорадочном состоянии и в крайней рассеянности. Утром он отправляется в канцелярию, облаченный в черный пиджак и полосатые брюки, и так как лицо его немного печально, то сослуживцы его многозначительно переглядываются, и у них создается впечатление, что главный писарь собрался отправиться на чьи-то похороны. Не обменявшись ни с кем ни единым словом, Буби усаживается на свое место, бросает равнодушный взгляд на валяющиеся на столе бумаги, пристально всматривается в пузырек с клеем и надолго застывает в глубокой задумчивости. Расположенные около него пишущие машинки стучат, как пулеметы, и среди этого металлического шума подпрыгивающих клавишей, шипящих валиков и дребезжащих сигнальных звонков, среди этого безначального канцелярского хаоса, из которого рождаются записанные на бумаге великие мысли бессмертных бюрократов, человек чувствует нечто страшно ошеломляющее, как будто находится на расстоянии одного метра от шумящих вод Ниагарского водопада. Наконец, и сам Буби берет один из черновиков, разглядывает его, как египетский папирус, и пытается перепечатать на машинке, но клавиши путаются под его пальцами, и на белой бумаге нанизываются странные буквосочетания, не имеющие ничего общего с членораздельной человеческой речью. Поняв свою неспособность к работе в этот памятный день, главный писарь едва дотягивает до обеда, а затем просит отпустить его, хватает шляпу и со вздохом облегчения исчезает из канцелярии.

Где проводит он свое послеобеденное время и что происходит с ним, по каким извилистым путям блуждают его мысли и в каких оранжереях расцветает его душа - об этом, наверное, могут сказать только ясновидцы. Во всяком случае, только под вечер, в точно условленный час, Буби, гладко выбритый, напудренный, нафиксатуаренный и надушенный, медленно поднимается по широкой каменной лестнице некоего высокого кооперативного дома, останавливается на площадке четвертого этажа и внимательно читает маленькие визитные карточки на дверях всех квартир. Когда глаза его замечают знакомое имя, он словно делает попытку проглотить какую-то рыбью кость, застрявшую у него в горле, прислушивается десятком пар ушей, вдруг выросших у него на носу, на подбородке, на плечах и на ногах, потом не очень уверенно протянутой рукой нажимает кнопку электрического звонка. Но электрический звонок знает свое дело. Он гремит изо всех сил к досаде таинственного господина, который едва прикоснулся к его кнопке. И почти одновременно где-то совсем близко слышится стук опрокинутого стула, затем торопливый шепот и бег в одних чулках.