Амнистия   ::   Батлер Октавия

Переводчик, вы действительно верите, что они будут считать себя связанными тем, что подпишут? Хотя, не имея рук, бог только знает, как они ухитряются подписывать хоть что-то.»

«Они будут рассматривать себя связанными контрактом, если только они и вы его подпишете», сказала Ноа. «И да, они могут поставить в высшей степени индивидуальные марки, которые служат им подписями. Они потратили в этой стране весьма много времени и богатства на переводчиков, адвокатов и политиков, делая так, чтобы каждое сообщество законом считалось отдельной личностью, чьи индивидуальные марки принимаются и признаются. И в течении двадцати лет после этого они всегда уважали свои контракты.»

Рун Джонсон покачал светлой головой. «В целом они присутствуют на Земле дольше, чем я живу, и все-таки чувствуешь, что это неправильно. Неправильно даже то, что они вообще существуют. Я даже не ненавижу их, но все равно такое ощущение остается. Предполагаю, это потому, что мы снова перестали быть центром вселенной. Мы, то есть человеческие существа. В течении всей истории, в мифах и даже в науке, мы продолжали ставить в центр себя, а теперь нас оттуда выселили.»

Ноа улыбнулась, удивленная и довольная. «Я заметила то же самое. Теперь мы обнаружили себя в некоем братском споре с сообществами. Оказывается, существует иная разумная жизнь. Оказывается, у Вселенной есть и другие дети. Мы понимали это, но до тех пор, пока они не появились здесь, мы притворялись, что это не так.»

«Это чепуха!», сказала другая женщина. Ее звали Тера Кольер, большая, гневная, рыжеволосая молодая женщина. «Эти сорняки явились сюда незвано, они украли нашу Землю и похитили наших людей.» Она грызла яблоко, и так резко шмякнула им по столу, что раздавила огрызок, расплескав брызги сока. «Вот что нам надо помнить. Вот почему нам надо что-то делать.»

«Делать что?», спросила еще одна женщина. «Мы здесь, чтобы получить работу, а не воевать.»

Ноа поискала в памяти имя новой заговорившей и нашла его. Пьедад Руис — небольшая, коричнево-смуглая женщина, говорившая по-английски чисто, но с сильным испанским акцентом. Со своим лицом и руками в синяках она выглядела так, словно недавно получила серьезную трепку, но когда Ноа спросила ее об этом перед тем, как группа зашла в зал собраний, она высоко вздернула голову и сказала, что все прекрасно, а это ерунда. Вероятно, кто-то не хотел, чтобы она подавала прошение на работу в пузыре. Принимая во внимание слухи, которые ходили о сообществах и о том, зачем они нанимают людей, удивляться было нечему.

«Что чужаки рассказывали вам о своем приходе сюда, переводчик», спросил Рун Джонсон. Он был, как вспомнила Ноа из чтения его короткой биографии, что передали ей вместе с его прошением на работу, сыном мелкого бизнесмена, чья фабрика одежды не пережила депрессии, вызванной появлением сообществ. Он хотел обеспечивать своих родителей, и он хотел жениться. Похоже, что ироническим ответом на обе проблемы было пока что найти работу у сообществ. «Вы достаточно пожили, чтобы помнить те вещи, что они сделали, когда появились», сказал он. «Что они говорили вам о том, зачем они похищали людей, зачем их убивали…»

«Они похитили меня», сказала Ноа.

На несколько секунд в зале наступила тишина. Каждый из шести потенциальных рекрутов уставился на нее, вероятно, удивляясь или жалея, осуждая или тревожась, может быть, даже отшатываясь в ужасе, с подозрением, или даже с отвращением. Она видела все эти реакции — и от рекрутов и от других, кто узнавал ее историю. Люди никогда не были способны к нейтральности относительно похищенных. Ноа имела тенденцию пользоваться своей историей как способом начать задавать вопросы, высказывать обвинения, и, вероятно, наводить на размышления.