Афганский гладиатор   ::   Тамоников Александр

Без году неделя в гарнизоне, а уже и спиртное убрал, раньше его в Доме офицеров и магазинах завались было, и каких-то ответственных напридумывал. Хочет выслужиться до лампасов, пусть выслуживается, гнется перед вышестоящим командованием, у себя в полку порядки лагерные наводит, но мы-то, офицеры других частей, при чем?

– Так приказ, Шура, на все части распространяется!

– И как же вся эта мутотень и показуха надоели. Уж до чего в Венгрии дисциплиной душили, но по делу. И безо всяких выдрепонов. Что надо, то и делали. Да и марку перед мадьярами держать нужно было. А здесь? Задрипанный, богом забытый гарнизон в песках и в пятистах верстах от Ашхабада, единственного приличного города в этой песчаной тундре, а понтов больше, чем в боевой части. А меня, Серега, от этой показухи блевать, как с глубокого перепоя, тянет.

Капитан положил руку на плечо заместителя:

– Ну-ну! Чего разошелся, Саня?

– Разойдешься тут! Этот танкист лучше скважины бурил бы, чем шляться по гарнизону да на мозги всем капать по делу и без дела. А то в частный сектор воду водовозами возят. Ладно, у кого жена, дома затарит емкости, а мне как быть? Эта водовозка по городку мечется, когда я на службе. В итоге ни душа принять, ни комбез постирать. На арык приходится ходить. Это порядок?

Капитан опустил руку, достал пачку «Ростова», указал на курилку с торца казармы:

– Пойдем покурим!

Обосновавшись в курилке, закурили. Смагин сказал:

– Ты, Сань, не обижайся, но если можешь, ответь на вопрос.

Заместитель взглянул на командира:

– Чего ты кружева вдруг плести начал? «Не обижайся, если можешь?» Спрашивай, чего хотел спросить?

– Ты вроде как женат, так?

– Вот ты о чем? Вроде женат! А точнее, официально женат, отметка в удостоверении личности имеется, и что?

– Мы с тобой здесь два года почти, а твоя благоверная ни разу не приезжала в гарнизон. У вас что, любовь по-французски? Каждый живет в свое удовольствие?

– Нет у нас никакой любви. Ни по-французски, ни по-гондурасски. И семьи нет. В Венгрии что-то подобное было, здесь нет. Осталась только запись в удостоверении.

– А чего не разводитесь?

– Разведемся! Вот поеду в отпуск и решу семейные дела.

– Почему раньше не решал?

Старший лейтенант отбросил окурок:

– Да чего ты привязался? Хрен его знает, почему не решал. Руки не доходили. Останавливался я у матери, да и то на пару суток, потом к деду, в деревню. Из деревни – в лес на озеро. Там и банька, и домик. В хате самогон. Не сивуха какая, а первач. Пока отопьешься, отпаришься, отойдешь, за карасем сплаваешь пару раз, отпуску и конец. Но на этот раз разделаюсь с Алевтиной Дмитриевной, супругой своей.

– Если опять к деду не свалишь!

Тимохин вздохнул:

– Теперь не свалю. Умер он. Зимой.

– Извини.

– За что, Серега? Ты-то при чем, что дед умер? Отжил старик свое! Последнее время, мать писала, дед сильно по бабушке, жене своей, тосковал. Она молодой умерла, я ее не помню. Тосковал и все твердил, быстрей бы Аннушка к себе взяла. Вот и ушел ... к Аннушке! А чтобы закрыть тему по моей семье, добавлю, что я и отца родного не помню. Мать говорила, летчиком был, разбился. Пацаном был – верил, сейчас – сам понимаешь. Стандартная байка. Но я не в претензии. Ни к кому. Ни к матери, ни к отцу, если он жив и где-то с другой семьей обретается, ни даже к Алке! У каждого своя жизнь, своя судьба! А винить кого-то, упрекать, разбираться – это не для меня! Еще вопросы, касающиеся личной жизни, будут? Спрашивай, командир, пока отвечаю. Закроюсь – слова не вытянешь!

– Спрошу, Сань! А с медсестрой из медсанбата у тебя серьезно или по-походному?

– Это с какой, не подскажешь?

– Ну чего ты дурачка ломаешь? Ведь знаешь, что моя тоже в медсанбате служит!

– Ну, бабы! Ничего мимо не пропустят! Про языки, вообще молчу. У меня в Венгрии роман с одной мадьяркой был.