Бандагал (сборник)   ::   Леви Примо

«Мафия — это правосудие на дому»… Нет, это слишком дурно пахнет, лучше работать на фирму «Сатана, Вельзевул энд К°». Тем более что Джон берется за это не ради денег! Он даже не предъявит чек к оплате. Ведь щедрый синьор Фауст вручил ему еще и вечную путевку на пребывание… в аду. Да, именно там, где мы были: пинии, солярий, виллы на берегу залива, казино.

С чего же начинает свою деятельность король рекламы?

Кажется, он подает жалобу на мафию, которая уже дала предупредительную автоматную очередь по фасаду здания его фирмы… Что он делает?! Неужели не знает, что мафия (и в рассказе, и в жизни) не любит шутить? Очевидно, знает… Да, он знает, на что идет. Подав жалобу, он садится на скамейку в парке и с тихой улыбкой ждет, когда наконец жакан из люпары разворотит ему затылок. Человек, которого ожидает четвертый ров второго круга, спешит досрочно покинуть ад на поверхности Земли!

Правда, он, кажется, нарушает условия сделки и чуточку обманывает синьора Фауста, но чек-то оказывается непредъявленным, да и ад давным-давно стал человечным и снисходительным.

Вот мы и расстались с нашим первым проводником. С вашего согласия теперь эту роль я возьму на себя. Хочу лишь обратить внимание на то, что если герой «Рекламной кампании» предпочитает адские, теперь мы можем так говорить, кущи безумному миру, в котором живет, мир этот для него хуже ада. В остальных рассказах сборника и пойдет речь как раз об этом самом мире.

Был грозен срыв, откуда надо было

Спускаться вниз, и зрелище являл,

Которое любого бы смутило.

Так начинается двенадцатая песнь, так начинается спуск в седьмой круг, где Данте встретил разбойников и убийц.

Вряд ли можно было удивить средневекового горожанина каким-нибудь новшеством по части умерщвления своих ближних. Яд нередко оказывался самым решающим аргументом в династических спорах, на площадях сжигали еретиков, в подземных тюрьмах пускали в дело арсеналы костедробильных орудий, а уж о войнах и говорить нечего.

Тут разбой и убийство исстари считались богоугодным делом. В этом смысле новое время отличается от минувших эпох лишь более широкими масштабами истребления.

И все же даже кошмарная фантазия Данте не сумела спуститься в такие иррациональные бездны, где таились до срока ростки явления, которое нашему веку суждено было назвать индустрией смерти. Что мрачная география ада с его поясами и рвами по сравнению с дорогой от подъездного пути к газовой камере? И что классическая надпись «Оставь надежду всяк сюда входящий» рядом с лозунгами у лагерных ворот: «Труд освобождает» и «Каждому свое»?

Герра Моргентойфеля («Украденная душа» Серджо Туроне) одолевают кошмары. Этот здоровый и благополучный пекарь из нейтральной и сытой страны никого еще не убил. А если он и восприимчив слегка к злокачественному вирусу расизма, то разве обязательно должны сбыться его ужасные сны, в которых он предстает перед судом как убийца сотен тысяч людей? Что? Он убивал по приказу? Но ведь так говорят все убийцы! Все, кто ходил когда-то в черной форме, кто носил на околышке серебряный череп, у кого на петлице были нашиты две рунические буквы «С». И те, кто надевал судейские мантии, так говорят. И те, кто всегда ходил в штатских костюмах и убивал только на бумаге, так говорят. А химики из «ИГ-Фарбениндустри», наполнявшие жестянки сиреневыми кристаллами «Циклона-Б», и теплотехники из фирмы «Топф и сыновья», сложившие печи для крематориев, так те вообще говорят, что никого не убивали, а просто исполняли приказ.