Город в кулаке   ::   Сухов Евгений

Люда прошла к одной из круглых стоек на высокой ноге в центре помещения. В зале, помимо нее и Началова, было пять-шесть посетителей. Преимущественно завсегдатаи закусочной. Мужики откровенно косились в ее сторону, но Люда не обращала на них никакого внимания. Через две минуты к ней вернулся Началов с двумя бокалами вина и блюдцем с дольками мелко нарезанного яблока.

— Это что, «Анапа»? — спросила девушка.

— Вино это. Хорошее. Пей, не рассуждай.

— А у тебя денег вообще, что ли, нет?

Началов раздраженно стукнул по столику кулаком:

— Знаешь что?! Ты… Тебе известно, что проституция у нас запрещена законом?

— Ты что, Андрей, ты за кого меня принимаешь?

— За кого, за кого! Как ведешь себя, за ту и принимаю. Ты пить будешь?

— Ну, ладно, — Люда взяла бокал.

Началов поманил ее жестом:

— Встань ближе.

Она подчинилась.

— Только пей все сразу, — произнес он и тут же предложил тост: — За удачное задержание шайки!

— Дурачок, — парировала Людмила.

Андрей дождался, когда она выпьет вино, и осушил до дна свой бокал.

— Людочка, поехали ко мне?

— А деньги у тебя есть?

Началов замахнулся и с оттяжкой ударил девушку по лицу раскрытой ладонью. Она вскрикнула.

— Еще раз про деньги спросишь… Дешевка!



1990 год. Уральская колония УДО

— И это женский день! Нет, нормально, а? У меня уже яйца пухнут без бабы. Слышь, Леня?

Кулагин даже не повернул головы в сторону Шумского. Лениво потягивая замусоленный окурок беломора, он не отрывал взгляда от сторожевой вышки. В том, как вертухай монотонно расхаживал из одной стороны в другую, Леонид находил что-то завораживающее. И наконец, определил для себя, что именно. Прозрение пришло неожиданно, но определение, сформулированное самим Кулагиным, было абсолютно точным. Порядок! Организованность! Вот что было главным. Вертухай двигался взад-вперед не хаотично, как ему вздумается, а четко соблюдая полученные инструкции. Даже в такой, казалось бы, мелочи. Жизнь по заведенному уставу. Вот чего не хватало там, на воле… Вот чего в свое время не хватило для того, чтобы убийцы его родителей предстали перед лицом закона… Кулагин встряхнул головой и уже не в первый раз за свою жизнь попытался воссоздать в памяти образ отца и матери. Но из этого ничего не вышло.

— Ты оглох, что ли? — Шумский дернул приятеля за рукав.

— Что? — Кулагин обернулся.

— Я говорю, тоска совсем без баб.

— И какие у тебя предложения, Нес?

Они провели в Уральской колонии уже три года. Леонид и сам уже замечал, какой существенный отпечаток наложила на него эта «трешка». Черты лица Кулагина заметно заострились, подбородок стал массивнее, в глазах появился не присущий ему ранее холодный блеск. И душа… Кулагин знал, что с каждым проведенным здесь лишним днем и даже часом его душа неумолимо ожесточается. С ней происходила вполне присущая нынешнему образу жизни метаморфоза. То же самое Леонид отмечал и за Артемом. Но не за Нестором. Странно, но Шумский вроде бы, несмотря ни на что, оставался прежним. Как ему это удавалось и хорошо это или плохо, Кулагин понять не мог.

Он бросил окурок себе под ноги и раздавил его носком ботинка.

— Ну, не знаю, — Шумский поморщился. — Давай замастырим че-нибудь по этому вопросу. У тебя же котелок ништяк варит, братан. Типа, свяжемся с волей, попросим подгон нам сделать… Или еще что… Восьмое марта все-таки. Это ж раз в год бывает, Леня. Перетри с Камсой.

— Хорошо. Перетру.

— Когда? — не унимался Шумский. — Надо сегодня, Леня. Восьмое марта-то сегодня. Говорю тебе, у меня яйца…

— Я уже слышал про яйца, — оборвал приятеля Кулагин. — Угомонись. Сказал — перетру, значит, перетру. Сегодня и перетру.