Белая дорога   ::   Вартанов Степан

Тогда-то и появился Хранитель. Не знаю, был ли это могучий маг и волшебник, или просто закон природы, но теперь, стоило вам попытаться применить в Центральном оружие мощнее обыкновенной дубинки, как ваша жизнь подвергалась опасности. Не успевал человек нажать на курок, как всевидящее нечто обрушивало на него карающий удар. Воякам ничего не оставалось, как вооружаться мечами и луками, что и было проделано.

Итак, Шант считает, что замки были разрушены Хранителем при попытке управлять неким каналом. Куда должен вести такой канал? Я не знал ответа.

Онизоти переводится как «властелины моря». Скромностью эти властелины, надо сказать, не отличаются, но в данном случае это не хвастовство. Море принадлежало им. Мой фургон вынырнул на горном склоне в десяти шагах от дороги) и следующий час ушел на то, чтобы распрячь лошадей, разгрузить фургон и, перетащив поклажу через нагромождение валунов, проделать все это в обратном порядке.

Наглядная демонстрация того, что «далеко не всё двери — парадные». С каналами, закрепленными на Белой дороге, ничего подобного, естественно, произойти не может.

— Канал сместился, — флегматично заметил Тапис — он только что закончил возиться со своим фургоном. — Еще немного, и он уйдет в скалы.

— А где второй канал? — поинтересовался я. — Я слышал, их тут несколько?

— Трудно сказать. Поищем… Тронулись? — Наш караван начал свой долгий спуск вниз, к морю.

Триста лет назад на этот берег высадились первые мореходы. Всего три века потребовалось им, чтобы стать властелинами моря. И мира. Онизоти был богатым торговым городом, центром, куда сходились караванные пути планеты.

Мы везли туда ценнейший груз — парусную ткань. Ни сжечь, ни порвать ее нельзя. Добавлю, что именно из такой ткани сделаны подкладки наших курток…

Я поменялся с Одорфом и, забравшись в фургон, задремал. Скоро мы снова окунемся в суету города-базара, тропически яркого, кричащего, хватающего тебя за рукав с требованием непременно купить… Я улыбнулся, представив, как спущусь в нижний город к своему другу, сумасшедшему ювелиру Шанди.

— Я пришел — скажу я ему, как сказал впервые много лет назад. Я ищу самую прекрасную драгоценность этого мира. И Шанди, расхохотавшись, обнимет меня, а потом вывалит на стол груду сверкающих поделок, таких же безумных, как и их создатель, и мы весь вечер будем наслаждаться игрой самоцветов и пить терпкое вино. Шанди в который раз расскажет мне историю о том, как слуги Си-Орета, короля и большого любителя роскоши, выменяли его у князя варварской страны Визанг на пудовую глыбу янтаря, и как глыба эта вернулась в Онизоти, в обмен на им же, Шанди, созданную диадему. И я почувствую, что тоже схожу с ума, и не буду возражать… — Взгляни-ка, — Одорф дернул меня за сапог. Я сел и вгляделся.

— Это что за новости? — Справа, на обочине, врыта была Т-образная перекладина, на которой раскачивались и крутились под порывами ветра два тела.

— Вон еще. — Одорф махнул рукой. — Раз, два, три… — Давно? — поинтересовался я. — День-два… Жарко.

Жаль Онизоти, подумал я. Похоже, еще один мир хочет стать мертвым. И что им неймется?

На козлах головного фургона поднялся Тапис и махнул рукой влево, в сторону небольшой рощицы. Мы свернули с дороги. — Правильно, — заявил Одорф. — К чему соваться в пекло? Мы въехали в рощицу и первым делом тщательно её обыскали. Никого не найдя, загнали фургоны поглубже и только тогда Тапис вернулся к делам насущным. — Бигольби!

— Да? — Нужен горожанин.

— Будет! — Маленький торговец поклонился, и, одарив нас на прощание воздушным поцелуем, быстрым шагом направился вниз.

Вернулся он спустя два часа — без «языка» и к тому же без шпаги. На левой скуле у него красовался свежий кровоподтек.