Безымянная трилогия: Крыса, Тень крысолова, Цивилизация птиц   ::   Заневский Анджей

Они вызывают в памяти полузабытые шумы, шорохи, эхо, они похожи на голоса музыкальных инструментов, на журчание воды в канале.

Это выход! Здесь можно выбраться наружу. Наверху воцаряется тишина, затихают шаги. Я втискиваюсь всем телом в щель и ползу. Я — под полом помещения, откуда доносятся негромкие звуки. Может, мне удастся незаметно вылезти?

Широкая освещенная щель между досками. Я выпрыгиваю наверх. Вокруг люди. Крыса вертится на месте, как будто ищет возможность сбежать, и, перепуганная, залезает обратно в нору.

Лихорадочные поиски другого выхода. Я бегу по подвалу, в котором был уже столько раз, по помойкам, сточным канавам, коридорам, дымоходам. И снова оказываюсь там же, в том же самом месте. В той же точке, откуда начал путь.

Я удираю от крысы, пожирающей корку хлеба прямо у меня на дороге. Внимательно осматриваю стены, проверяю уже сто раз проверенные трещины и щели. Есть! Вот оно — спрятанное в глубокой тьме отверстие.

Матовые поверхности твердые и в то же время мягкие, прилегающие, без острых углов и выступов. Коридоры разветвляются, соединяются, пересекаются друг с другом, расходятся, сходятся вместе. Все они ведут к цели. Нет глухих тупиков, где можно ненароком разбить голову. Каждый избранный путь — правильный, достаточно лишь бежать вперед и вперед.

Серая поверхность отражает падающий сверху свет. Этот свет не раздражает глаз неожиданными вспышками. С того момента, как я попал сюда, я не ощущаю опасности, не чувствую себя окруженным, гонимым, преследуемым.

Малыши наползают прямо на меня. Я отодвигаю их осторожно, беззлобно. Подползаю под брюхо крупной самки. Она не отталкивает меня.

В гнезде лежит много крыс — они спят вповалку. Это мой запах, моя семья — большая крысиная семья. Я наконец нашел её.

Как я здесь очутился? Вдруг. Неожиданно. Надо все обнюхать, проверить, убедиться, пощупать вибриссами.

Стены, пол, закругленные поверхности, выгрызенные в досках отверстия, протоптанные коридоры — все кажется знакомым, как будто я жил здесь всегда, как будто никуда отсюда не уходил.

Еда, много еды — кровянистого мяса, жира, сыра, рыбы, зерна. Крысы жрут, грызут, рвут, раздирают, давят, поглощают.

Нет ловушек и отравы, нет опасностей, кошек, людей, собак, змей. Все звери здесь мельче меня, слабее, они чувствуют свою зависимость от меня. Я убиваю маленькую птичку, разгребаю мышиное гнездо — съедаю мышат. Я сильная, ловкая крыса, я очень быстр и умен. Между погружением в сон и пробуждением, между пробуждением и погружением в сон… В каком месте? Где? Крысы пожирают мертвого человека. Они сидят вокруг него, сидят прямо на нем. Отрывают мясо от костей, объедают мягкий жир, подкожные ткани, вытягивают жилы, мышцы, нервные узлы. Забираются внутрь — в нескольких местах кожа рассечена клыками, в ней выгрызены отверстия. Крысы пробираются вглубь, заползают, протискиваются. Человек как будто оживает. Мы в нем, в его внутренностях. Кожа на нем шевелится. Мы прогрызаем в нем коридоры, рассекаем ткани и пленки, разгрызаем хрящи и кости. Сквозь широко открытый рот, в котором уже нет языка, я пробираюсь внутрь, к мозгу.

Вдруг все это обрывается. Я в том же самом месте, где и был. В том же подвале, куда каждый раз возвращаюсь, под шумящими, прогибающимися от топота балками потолка. Где-то рядом мяукают кошки, лают собаки, бормочут люди, пищат и гудят инструменты.

Я жду, когда наконец опустеют окрестные улицы, чтобы вновь пуститься в странствия.

В высоком стеклянном сосуде я вижу большую белую крысу. У неё блестящая светлая шерсть, чуть свалявшаяся на спине, почти прозрачные уши, покрытый белым пушком хвост.

Она сидит, толстая и неподвижная,— только шевелит ноздрями.

Крыса чувствует, что я рядом.

Я приближаюсь к стеклу, встаю на задние лапы. Она просыпается.