Билл - Герой Галактики   ::   Гаррисон Гарри

Я сокрушу вашу волю! И если я обзову вас жабами - вам тут же придется заквакать! Моя задача - превратить вас в солдат, вбить в вас дисциплину. Беспрекословное подчинение, никакой свободы воли, абсолютное послушание - вот чего я требую от вас...

Он остановился перед Биллом, который дрожал чуть меньше прочих, и злобно набычился:

- Экая гнусная рожа... Месяц нарядов на кухне по воскресеньям!

- Сэр...

- И еще месяц за пререкания.

Билл промолчал. Он уже усвоил первую солдатскую заповедь: держи рот на замке.

Смертвич двинулся дальше.

- Кто вы есть в данный момент? Дряблое вонючее штатское мясо низшего сорта. Я сделаю из него настоящие мускулы, превращу вашу волю в студень, а ваш мозг - в машину. Или вы станете настоящими солдатами, или я вас прикончу. Вы еще наслушаетесь обо мне разных историй, вроде того как я убил и съел новобранца, отказавшегося выполнить приказ.

Он остановился и уставился на них свирепым взглядом. Верхняя губа, как крышка гроба, медленно поползла наверх в злобной пародии на усмешку, на кончиках клыков повисли капли слюны.

- И эта история - чистая правда!

Стон прошел по рядам новобранцев, их затрясло, как под ледяными порывами ветра. Улыбка исчезла с лица Дранга.

- Жрать пойдете после того, как найдутся добровольцы на легкую работу. Кто умеет водить гелиокар?

Двое рекрутов с надеждой подняли руки, и он жестом вызвал их вперед:

- Прекрасно! Тряпки и ведра за дверью. Будете чистить сортир, пока остальные завтракают. Нагуляете аппетит к обеду.

Билл усвоил вторую солдатскую заповедь: не лезь в добровольцы.

Время обучения тянулось как страшный беспросветный сон. Служба становилась все тяжелей, а усталость - все невыносимей. Казалось, такого просто не может быть - однако все происходило на самом деле. Несомненно, над программой обучения потрудилось целое скопище изощренных садистских умов. Головы новобранцам в целях единообразия обрили наголо, а гениталии выкрасили оранжевым антисептиком для защиты от насекомых, селившихся в промежностях. Пища, теоретически питательная, была невообразимо гнусной; если по недосмотру партия мяса оказывалась относительно съедобной, ее тут же выбрасывали на помойку, а повара снимали с должности. Ночью курсантов постоянно будили учебные тревоги газовых атак, а все время досуга они занимались своим обмундированием. Седьмой день недели считался днем отдыха, но у всех были свои взыскания, как у Билла на кухне, и выходные ничем не отличались от будней.

В очередное, третье воскресенье лагерной жизни рекруты уныло дотягивали последний час перед отбоем, дожидаясь, когда наконец погасят свет и можно будет залезть на бетонные койки. Билл протиснулся сквозь слабое силовое поле, хитроумно сконструированное с таким расчетом, чтобы мошкара свободно проникала в барак, но не могла вылететь обратно. После четырнадцатичасового наряда ноги у него подкашивались, а кожа на руках от мыльной воды сморщилась и приобрела трупный цвет. Билл бросил на пол мундир, который, задубев от пота, грязи и пыли, так и остался стоять стоймя, и вытащил из тумбочки бритву. В сортире он долго вертел головой, пытаясь выискать чистый кусочек зеркала. Все зеркала были густо заляпаны крупными буквами воодушевляющих лозунгов: "ДЕРЖИ ПАСТЬ НА ЗАМКЕ - ЧИНДЖЕРЫ НЕ ДРЕМЛЮТ", "ТВОЯ БОЛТОВНЯ - СМЕРТЬ ДЛЯ ДРУГА". Наконец Билл воткнул бритву рядом с надписью: "НЕУЖЕЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ТВОЯ СЕСТРА СТАЛА ЖЕНОЙ ЧИНДЖЕРА?" - и посмотрел на свое отражение в центре буквы "О" в слове "ЖЕНОЙ". Обведенные черными кругами, налитые кровью глаза глядели на него из зеркала, пока он водил жужжащей бритвой под подбородком. Понадобилось какое-то время, чтобы смысл вопроса дошел до рассудка, помутившегося от измождения.