Благая потеря   ::   Старджон Теодор

И то, что испытывал сейчас Молчун, являлось естественной и неизбежной реакцией на столкновение с таким явлением. Он способен лишь "испускать" мысли, а неразлучники - принимать. Но как они посмели! Никто не должен знать, что у него на душе, ход его мыслей, мнение о себе самом. Иначе невероятная катастрофа. Он не сможет больше летать с Главным, стало быть, вообще не будет летать. Как тогда жить? Что делать?

Он оскалился, ярость и панический страх заставили побелеть губы. Какое-то мгновение пришельцы не отрываясь смотрели на пего, словно разряд тока пронзил тело. Теснее прижавшись друг к другу, неразлучники послали Молчуну взгляд, сияющий любовью, где были и дружеская поддержка, и беспокойство. Он скрипнул зубами.

В этот момент раздался сигнал.

Великан медленно отвернулся и направился к своей койке. Опустился на нее, занес руку над кнопкой.

Он ненавидел неразлучников, в душе его не осталось места радости. Нажав кнопку, он снова погрузился в черную пустоту.

***

Прошло некоторое время.

- Молчун!

- Мм?

- Кормил их после прыжка? Отрицательное мычание.

- А в прошлый прыжок? Отрицательное мычание.

- Да что с тобой такое, черт бы тебя побрал, здоровенный ублюдок! Чем же, по-твоему, эта парочка будет поддерживать свое существование, а?

Молчун бросил в сторону кормы полный ненависти взгляд.

- Любовью.

- Накорми их, - отрезал Главный.

Великан молча отправился готовить еду для заключенных. Главный стоял в центре каюты; маленькие, по твердые кулаки упираются в бедра, блестящая копна волос сбилась на одну сторону. Он не отрывал взгляда от своего подчиненного. Раньше мне ни разу не приходилось тебе о чем-нибудь напоминать, - свирепо прорычал он, но в голосе слышалась нотка беспокойства. - Ты что, болен? молчун отрицательно качнул головой. Он отвернул крышки двух самонагревающихся емкостей, отставил в сторону, взял пластиковые бутылки с водой.

- У тебя есть что-нибудь против наших женишка с невестой, так, что ли?

Молчун отвернулся, пряча лицо.

- Мы доставим их на Дирбану живыми и невредимыми, понял? Если с этими двумя что-нибудь случится, будь уверен, то же самое ожидает тебя. Я уж позабочусь, можешь не сомневаться. Не усложнял мне жизнь, Молчун. Иначе будет плохо. Я ни разу не давал тебе взбучку, но, если вынудишь, придется проучить хорошенько.

Молчун с подносом отправился на корму. - Слышал, что я сказал? - завопил вслед Главный.

Молчун, не поворачивая головы, кивнул. Он дотронулся до кнопки, и в прозрачной двери приоткрылось отверстие. Просунул еду в каюту, ставшую камерой. Высокий неразлучник проворно поднялся и грациозно принял поднос, выразив признательность неотразимой улыбкой. Молчун глухо, угрожающе зарычал, словно дикий зверь. Инопланетянин отнес обед на койку, и неразлучники стали есть, поднося кусочки друг другу.

Новый прыжок; Молчун с трудом вынырнул из черных глубин беспамятства, быстро сел и огляделся. Капитан распростерся поперек своего ложа, откинув руку. В его маленьком жилистом теле чувствовалась грация спящей кошки. Неразлучники, даже во сне, казались частями единого целого. Тот, кто поменьше, лежал на койке, а высокий - на полу.

Молчун фыркнул и встал. Пересек каюту, склонился над спящим капитаном.

"У колибри желтенькая курточка. Завис - и камнем вниз, лишь свист, вихрем мчится прочь. Быстро и больно, больно...".

На мгновение он замер; могучие мускулы спины напряглись, губы дрогнули. Взглянул на неразлучников: они до сих пор не шевельнулись. Молчун прищурился...

Слова спешили, суетливо толкались и наконец выстроились в таком порядке:

"Три вещи я познал, испив любовь до дна:

Боль, грех и смерть несет с собой она.

Но день за днем терзает сердце вновь, Боль, смерть, позор презрев - зовет любовь!"

Молчун аккуратно добавил: "Сэмьюел Фергюсон, родился в 1810 году".