Грязь на снегу   ::   Сименон Жорж

— Прости, — извиняется он, опять становясь вежливым, хотя уверен, что на лице Мицци, скрытом темнотой, написано разочарование. Если бы она могла сейчас взглянуть на спутника, было бы еще хуже. Когда Франк вежлив, он страшен: вид у него настолько невозмутимый, холодный, отсутствующий, что люди не знают, как к нему подступиться. Он пугает даже Лотту.

— Да разозлись же, наконец! — в отчаянии твердит она. — Кричи, дерись, только делай что-нибудь.

Тем хуже для Мицци. Она его больше не интересует. В последнее время, думая о ней, он представлял себе парочки, идущие, прижавшись друг к другу, по улице, бесконечные жаркие поцелуи в каждой подворотне. По-настоящему верил, что эти вещи могут захватывать. Особенно трогала его одна деталь — пар изо рта влюбленных, когда они при свете фонаря тянутся друг к другу губами.

Слияние двух облачков пара!

— Зайдем перекусить?

Что остается Мицци, как не следовать за ним? К тому же она будет счастлива отведать пирожных.

— Завернем к Тасту.

— Говорят, там полно офицеров.

— Ну и что?

Пусть привыкает к мысли, что он не какой-нибудь сопляк вроде кузена, с которым обмениваются любовными записочками.

Он даже не дает ей досмотреть фильм до конца. Чуть не силой тащит за собой. И, проходя мимо освещенных витрин, видит, что она уже посматривает на него с почтительным любопытством.

— Но там же дорого! — еще раз отваживается она возразить.

— Ну и что?

— И потом, я не так одета…

Куцее узкое пальтишко с воротником из меха, который носила мать, а то и бабушка, — к этому он тоже приучен.

У Таста Мицци встретит немало таких, как она. Франк мог бы ответить ей, что в первый раз все приходят туда одетые не лучше.

— Франк…

Тает. Одна из немногих дверей, еще окруженных нежно-голубым сиянием неона. Толстый ковер в полутемном вестибюле, только здесь слабое освещение не признак бедности, а претензия на богатство и шик. Швейцар в ливрее и тот одет не хуже любого генерала.

— Входи…

Они поднимаются на второй этаж. На ступеньках поблескивают медные штанги, в настенных бра электрические лампы в форме свеч. Между двумя таинственными занавесями стоит девушка и протягивает руки, чтобы снять с Мицци пальто.

И та покорно спрашивает:

— Мне раздеться?

Как все!.. Франк здесь у себя. Улыбнувшись гардеробщице, сбрасывает пальто, подходит к зеркалу, причесывается.

Мицци в черном трикотажном платьице выглядит сироткой, но он отгибает портьеру, и перед девушкой распахивается теплый, пахнущий духами зал, где звучит негромкая музыка, а косметика на женских лицах соперничает в яркости с шитьем на мундирах.

На секунду Мицци хочется заплакать, и это не ускользает от внимания Франка.

Ну и что?

Франк прождал Кромера больше часа — тот ввалился к Тимо очень поздно, в половине одиннадцатого. Кромер уже где-то выпил — это было сразу видно по слишком лоснящейся коже, блестевшим более обычного глазам и резким движениям. Усаживаясь, он чуть не опрокинул стул.

Сигара у него сегодня особенно ароматная, еще лучше тех, которые он курит каждый день, хотя они всегда самые отборные, какие можно достать.

— Только что обедал с генералом, начальником гарнизона, — вполголоса сообщает он.

И смолкает, давая прочувствовать значительность сказанного.

— Возвращаю тебе нож.

— Благодарю.

Кромер, не глядя, берет нож и сует в карман. О Франке он почти не думает — слишком поглощен собой, но все-таки припоминает вчерашний разговор и ради приличия любопытствует:

— Ну как? Обновил?

Накануне ночью, отколов свой номер. Франк нарочно вернулся к Тимо, чтобы продемонстрировать Кромеру добытый пистолет. Показал его Мицци, готов показать еще многим и все-таки, сам толком не понимая почему, отвечает:

— Не представилось случая.