Близится утро (фрагмент)   ::   Лукьяненко Сергей Васильевич

- Святые братья, мне ведь Пасынком Божьим велено святое писание читать, грехи замаливать... - нашелся я. - Нельзя же так...

Охранники с сомнением переглянулись. Но надзиратель затрясся, будто его желудочные корчи пробили:

- Нет! Не положено!

- Мы узнаем у Пасынка Божьего, как тут быть, - решил один из охранников. - А сейчас прыгай.

- Подождите, подождите! - засуетился надзиратель. - Вещь-то казенная!

Он потянулся к моему плащу, явно намереваясь сорвать его. Ну, сраму стесняться тут нечего, но в камере голым сидеть - мою-то всю одежду забрали! Нет уж!

Коленом я ударил надзирателя промеж ног. И качнулся вперед - в темную дыру. Со всех сил качнулся, забрасывая ноги в пустоту и повисая на руках охранников.

Прыгать вслед за мной святым братьям не хотелось - пальцы разжались.

Падать и впрямь было невысоко. Метра три, или чуть больше. И сгруппироваться я успел, так что даже пяток не отбил - прокатился по каменному полу и встал.

Вверху, в светлом проеме люка, виднелись две озабоченные физиономии. Потом к ним присоединилась третья. Надзиратель шипел и бормотал что-то о душегубах, Богом проклятых.

- Снимай халат и кидай наверх! - потребовал охранник.

- Сейчас, уже снимаю, - ответил я, торопливо озираясь. Света мне здесь не оставят, это уж точно, надо успеть хотя бы осмотреться...

Камера была небольшой. Метра три на три, почти кубическая. Стены, пол - все из каменных плит изрядного размера. Значит, не выковырять камень, не прорыть лаза... В одном углу камеры - дыра в полу, небольшая дыра, с ладонь размером. Над ней в стене - совсем уж маленькое отверстие, из которого вода льется непрерывно, в дыру убегая. В противоположном углу камеры - груда опилок. Именно опилок, мелких, и вроде даже чистых.

Хорошо придумано.

Тут тебе и вода для питья, тут тебе и сортир. Тут тебе и ложе - да такое, что на лестницу не употребишь. А да потолка не допрыгнешь. А по потолку до люка не проползешь. Руссийский зиндан, одним словом!

- Халат! - крикнул надзиратель. - Халат отдай, душегуб! Вещь отчетная! Халат!

- Святое писание, карбидную лампу и кирку! - крикнул я в ответ.

Надзиратель в сердцах плюнул вниз, и стал задвигать деревянную решетку. В общем-то в ней и нужды не было.

- Если еды не давать, пока не вернет... - вполголоса предложил один из конвоиров.

- Не положено! - с искренней болью в голосе ответил надзиратель. Душегуб проклятый... что ж вы не держали?

Значит, голодом меня морить не собираются. Хорошо...

- Да пусть он удавится своим халатом!

- А если и впрямь удавится?

Голоса уже удалялись. А вместе с ними - и чахлый факельный свет.

Я сел на пол, провел рукой по камню. Чисто, на удивление чисто. Видать, после предыдущего узника камеру отмыли.

На всякий случай я все-таки подполз к груде опилок и бережно просеял их между пальцев. Нет, ничего. Ни записок, написанных кровью из жил на обрывке ткани, ни тайно припасенного инструмента, чтобы ковырять стены.

- Попал ты, Ильмар... - сказал я самому себе. - Ох, и попал же...

Очень медленно - спешить мне теперь было некуда - я двинулся по периметру комнаты. И всюду, куда только дотягивался, ощупывал стены. Все камни были крепкими, надежными. Никаких выцарапанных посланий тоже не было. Да и чем их выцарапывать, если в камеру голым бросают? Ногтями? Или собственный зуб выдрать, да им попробовать? Нет, не выйдет, не найдется на свете зубов крепче гранита.

Через полчаса ощупывать стало нечего. Сложив руки ковшиком я подставил их под лениво текущую струйку. Сестра-Покровительница, посмотри на меня, ободри, вразуми...

Вода была хорошая. Вкусная, чистая. Удивительное дело, водопровод в камере - неслыханная роскошь. Хотя кто в мире богаче Святой Церкви? Разве что Владетель... Да и то, сомнительно.

Я отошел обратно к груде опилок.