Грязная жизнь   ::   Колычев Владимир

Он в места не столь отдаленные, а Лишай, Горюн и Мультик, кореша его, на воле вольной. Такие вот дела.

Пока на хате в СИЗО парился, все вроде бы путем шло. Голимо там было – теснота, жрать мало дают, параша смердит. Зато его никто там не трогал. Совсем зеленый он тогда был, восемнадцать только исполнилось, никаких понятий. Но статья у него не гиблая была. И мазу на себя тянул. А за это особенно уважают. На «кичмане» с «бродягой» одним сошелся, ума-разума от него набрался. Узнал о законах, по каким зэки живут, понятий поднабрался. Но своим среди «блатных» не стал – не тот фасон. Да ему, если честно, не больно того и хотелось. На хрен ему сдалась их блатная романтика. «Украл – выпил – в тюрьму, зона – мать родная».

Для «татуированных» зона, может, и в самом деле мать родная, а для него она как тетка злая. Не сразу его там приняли. Начхать, кто ты, по какой статье зачалился. Главное, какой ты: сколько в тебе борзоты, как держишься, как отвечаешь на удар. «Беспредельная» зона, словом, попалась. В первый же день на него сразу три мудака наехали.

Мирон ростом вроде как удался, только в плечах нет размаха. Худой, тощий. Соплей перешибешь. Но это только так кажется. На самом деле хрен его возьмешь. Силы ему не занимать, резкий, быстрый, как змея. И руками махать не на рингах в спортивных школах учился. Его улица воспитывала, сызмальства в драках. Стенка на стенку сходились, смертным боем бились. От ножа у него шрам на боку, еле заметный рубец на горле, да еще на черепе отметина. И сам немало «автографов» оставил. Его называли грозой улицы, его боялись, один на один с ним сходиться рисковали самые отчаянные. Любого задавит. Не зря его Скорпионом звали. Но мудаки этого не знали.

Опустить его вздумали, свежей «петушатины», надо же, захотелось. Зажали его с трех сторон в умывальнике и кулаком в челюсть ка-ак врежут. Думали, с копыт свалят. Да только хрен им в грызло. Он даже не «поплыл». Но вид сделал. Один за ворот его ухватил. А он ему руку на изгибе заломил, на критический угол загнул, да как дернет – кость в локтевом суставе хрясь. Визгу, будто стадо свиней под нож пустили. Второго Мирон вырубил согнутыми пальцами в кадык – коронный его удар. А вот третьего проглядел. Тот быстро просек ситуацию, заточку в руку – и вперед. Ударил прямо, с выбросом от живота в грудь. В сердце, падла, метил. Да только малость смазал – «пику» под левую ключицу сунул. Боль адская, рука отнялась. Но на ногах удержался, а главное, мозги не отключились. Нога сама оторвалась от пола, носок ботинка сам нашел яйца. Короче, у третьего козла между ног образовался конкретный омлет. Мирон вынул заточку из тела, зажал ее в руке и занес над обидчиком. На «мокруху» шел, тогда ему было без разницы. Главное, с уродом рассчитаться. Но удар не последовал. Перед глазами пошли круги, потолок и пол поменялись местами, отключка, темнота. Очнулся в санчасти. Живой и здоровый. И рана затянулась быстро. Рука левая подвижной осталась, как и была. «Лепила», в натуре, удивлялся. А чего удивляться – на Мироне вообще все как на собаке заживает. Организм такой.

После того случая жизнь по кайфу пошла. Вор один авторитетный в отряде появился, козлам там всяким беспредельным правилку устроил. А Мирона под свое крыло взял. Кликуху Скорпион утвердил. При нем Скорпион «торпедой» стал. Нет, жизнь по спокойке не пошла. На «мокруху» пару раз подписаться пришлось. Кое-кого из «сук» опускать помогал – а тут без силы никуда. Вот когда порядок навели, тогда лафа и началась. Но жизнь малиной не долго казалась. «Беспредел» – это еще та зараза. Авторитета воровского через два года другую зону топтать отправили. И снова гниль наружу полезла. «Отморозки» и «шерстяные» там всякие права качать начали, возникать не по делу стали – понятия все побоку пустили.