Бой бес правил   ::   Мякшин Антон

Подняв за шиворот вяло затрепыхавшегося водяного, я хотел было втолковать ему значение слова «субординация», но тут же получил вантузом между рогов. Пока, потирая лоб, соображал, как такое могло случиться и что же это все, в конце концов, значит, паскудный водопроводчик выскользнул из моей руки, упав на четвереньки, ловко уполз и где-то спрятался.

Мне осталось только погрозить кулаком полутемному коридору и дать обещание пожаловаться господину.

— Господа! — издевательски проорала с потолка какая-то шальная летучая мышь. — Госпо-ода-а! Кончилось ваше время! Хватит, попили нашей кровушки!

Я запустил в нее почему-то оставшимся в моей руке вантузом, но не попал; вернее, попал, но не в нее, а в один из горящих светильников. Смола плеснула по стенам, несколько пылающих капель обожгли пробегавшую мимо крысу. Крыса подпрыгнула на задних лапках, передними потирая обожженные бока, и явственно обругала меня «сукиным сыном». Кошмар какой-то, клянусь всеми семью кругами! С ума они, что ли, все тут посходили?

Теперь понятно, почему здешнему хозяину пришлось обращаться за помощью в нашу контору. А уж он-то как никто другой должен понимать, что значит стандартная плата за услуги оперативного сотрудника… Будь клиент хоть тысячу раз VIP, оплата для всех одинаковая — душа. Она самая, душа человеческая, переходит после смерти клиента в нашу контору. В том случае, конечно, если оказанные услуги его, клиента, полностью удовлетворяют.

Между тем обожженная крыса, отбежав на безопасное расстояние, завопила:

— Братцы! Это где ж сказано, что грызунов можно безнаказанно калечить? Давайте пообломаем рога прихвостню сатрапов проклятых!

Я погнался за ней, пролетел несколько поворотов, пару проходных комнат (алхимическое оборудование в беспорядке валялось на полу) и остановился…

Нахальная крыса успела куда-то шмыгнуть. Должно быть, в узкий лаз под лестницей, поднимавшейся очень круто, почти отвесно, к ничем не примечательной двери под самым потолком. Собственно, коридор этой лестницей и заканчивался. С трудом вскарабкавшись по ступенькам, я подергал ручку двери. Закрыто. Даже не закрыто, а запечатано одной из сложнейших Черных Печатей, снять которую я даже и не стал пытаться.

— Ничего себе… — пробормотал я, но тут до меня дошло.

Из кармана джинсов я вытащил тисненную золотом визитную карточку. На гладком картоне трудночитаемым готическим шрифтом было выдавлено: «Барон Рудольф Марк Опельгерцхайзен. Колдун и многознатец. Петроград, Садовая, 328. Не стучать. Не звонить. Не беспокоить».

— Уважаемый барон! — обратился я к двери после трех безуспешных попыток выговорить фамилию Рудольфа Марка. — Бес оперативный сотрудник Адольф по вашему вызову прибыл!

Дверь не открылась. Она мгновенно истончилась до полупрозрачности. Я шагнул сквозь зыбкую преграду как сквозь пелену тумана…

И очутился в ярко освещенной, просторной и многолюдной прихожей.

Появившись в данном временно-пространственном отрезке, я как-то не придал значения дате, высветившейся на циферблате моих наручных часов. Все мое внимание занято было тем, чтобы не дать маху и предстать перед важным клиентом в соответствующем виде. Только сейчас я полностью осознал, куда и когда я попал. Петроград девятнадцатого года — это серьезно.

Прихожая кипела, клокотала и исходила паром. Парадная лестница, многократно расширявшаяся книзу, гудела под дробным напором десятков ног, обутых в ботинки, сапоги, опорки, лапти и вовсе не обутых. Подтаявший, грязный снег, нанесенный многочисленными и явно незваными пришельцами покрывал дорогой паркет. Выбитая входная дверь косо прислонена была к стене, в открытый дверной проем заглядывал мутный февральский денек, напичканный, как булка изюмом, искаженными любопытством физиономиями уличных зевак.