Большая операция   ::   Уайт Джеймс

За очень короткое время площадка вокруг машины была буквально усыпана моделями. Как только люди заканчивали придавать им должную форму, пациент брал управление моделями на себя, и все новые и новые инструменты грузно, но очень осторожно вкатывались в каверну, как бы сгорая от нетерпения, чтобы из них что-то сделали. Но запотевшие стекла гермошлемов стали почти непрозрачными, да и воздух был почти на исходе.

Мэрчисон настояла на том, что у неё как раз осталось время для еще одной модели – большой, на которую уйдет до двадцати инструментов, – как из-за машины появился Харрисон.

– Я вынужден забраться внутрь, – сообщил он. – В отличие от некоторых, я тяжко трудился и истратил свой запас воздуха…

– Пни-ка там его за меня. Ты к нему поближе.

– …но машина будет двигаться в четыре раза медленнее, – продолжал лейтенант, – а если не будет, то теперь мы сможем позвать на помощь. Я использовал инструмент и сформовал новую антенну – мне известны точные размеры, – так что у нас есть даже двусторонняя видеосвязь…

Он резко остановился, уставившись на то, что творила Мэрчисон со своими инструментами.

– Я в этой команде патолог, – немного сварливо объяснила она, – и это моя работа рассказать пациенту, а точнее – дать ему почувствовать, как мы выглядим. Эта модель имеет весьма упрощенные дыхательную и кровеносную системы, органы пищеварения и речи со всеми, как видите, основными узлами.

Естественно, что, поскольку я знаю о себе немножко больше, чем кто-либо другой, этот представитель рода человеческого – женщина. И, что не менее важно, не желая лишний раз сбивать пациента с толку, я не стала её одевать.

На ответ у Харрисона не хватило воздуха. Они последовали за лейтенантом в машину, и, пока Конвей налаживал связь, Мэрчисон инстинктивно подняла руку, прощаясь с каверной и разбросанными по площадке моделями из инструментов. Должно быть, она слишком усиленно думала о прощании, потому что её последняя модель тоже подняла руку и не опускала её до тех пор, пока машина медленно не пересекла границу мысленного контроля.

Неожиданно ожили все три экрана, и на Конвея в упор уставился Дермод.

На лице командующего отразились озабоченность, облегчение и воодушевленность – сначала поочередно, а потом все вместе.

– Доктор! Я уже думал, что мы вас потеряли, – сообщил он. – С тех пор, как вы отключились, прошло уже четыре часа. Но я могу доложить вам о положительных изменениях. Иссечение продолжается, а все нападения инструментов прекратились полчаса назад. Из вспомогательных шахт, от перемычек, из дезактивационных команд – отовсюду сообщают, что проблем с инструментами у них больше нет. Доктор, эти условия – временные?

Конвей протяжно и громко вздохнул от облегчения. Несмотря на порой замедленную физическую реакцию, в интеллектуальном отношении их пациент был очень ярким парнем. Конвей отрицательно покачал головой и сказал:

– С инструментами сложностей больше не будет. Наоборот, они помогут вам управиться с оборудованием и будут делать все необходимое в труднодоступных местах разреза, как только мы объясним, что нам нужно. Вы также можете забыть о необходимости расширять линию иссечения для изоляции здоровой части тела от больной – наш пациент сохранил достаточную подвижность, чтобы самостоятельно отползти от ампутированных районов, – а это значит, что у вас высвободятся дополнительные корабли, иссечение пойдет быстрее и мы закончим операцию раньше планировавшегося срока.

– Видите ли, сэр, – закончил Конвей, – теперь пациент начнет активно с нами сотрудничать.

Большая операция была закончена меньше, чем за четыре месяца, и Конвея отозвали обратно в Госпиталь. Послеоперационное лечение громадного пациента должно было растянуться на многие годы.