Больше никаких сказок   ::   Расс Джоанна

- У вас такая современная библиотека,- сказала она, а затем добавила:

- Я позволила себе вольность порекомендовать эту восхитительную книгу вашей дочери. Вы сказали мне, что прочли ее с удовольствием. Вы ведь даже посылали заказ на нее в Нью-Йорк, да?

- Я не... нет... не совсем,- сказала мoя мама, отодвигаясь от стола. Она дрожала с ног до головы, а на лице ее застыло странное выражение. Наша гостья посмотрела на маму, затем на отца с величайшим интересом. Она спросила:

- Надеюсь, вы не возражаете, что я пользуюсь вашей библиотекой?

- Нет-нет,- пробормотал отец.

- Ем я почти за двоих,- скромно продолжала наша гостья,- но из-за моих размеров. Не возражаете?

- Нет, разумеется, нет,- ответил отец, постепенно приходя в себя.

- Отлично. Все это войдет в счет,- сказала гостья, глядя на моих потрясенных родителей; оба они принялись поспешно за еду, избегая ее взгляда. Она добавила:

- Я позволила себе еще одну вольность. Убрала из книги рисунки, которые... э-ээ... не имеют отношения к тексту. Не возражаете?

Родители поспешно ушли - мама на кухню, отец вспомнил, что опаздывает на работу. Она помахала им вслед. Я вскочила, как только они вышли.

- Там нет никаких рисунков! - шепотом сказала я.

- Тогда мы их сделаем.

Она достала из сумочки карандаш и разрисовала концовки глав; все было зло и очень смешно. Затем она нарисовала белую мышь, красящую губы, выходящую замуж за другую белую мышь, и их венчание в церкви, леди-мышь с громадным животом, где двое мышат играют в шахматы, а затем целое семейство на пикнике под лозунгом "Я вырастила моих детей, и они никогда не знали табака". Я остолбенела. Она засмеялась и нарисовала мышь, которая с зонтиком преследовала мою маму. Я схватила рисунок и некоторое время рассматривала, затем порвала его в клочья.

- У вас нет ни малейшего права.- Я замолчала. Она смотрела на меня, и это был не гнев и даже не предупреждение, но я села. И заплакала.

- Ах! Вот вам результаты практической психологии,- сказала она сухо, подбирая обрывки рисунков. Достав из сумочки спички, она ссыпала кусочки в блюдце и подожгла их.

- Вы не смеете так обращаться с моими родителями! сказала я, всхлипывая.

- А ты не смела рвать мои рисунки,- спокойно возразила она.

- Почему? Почему?! - кричала я.

- Потому что они стоят денег, сказала она.- Кое-где. Не буду больше рисовать.- Она пошла с блюдцем на кухню, и вскоре я услышала, как она говорит с мамой голосом, от которого даже камень прослезился бы; но о чем, я так и не узнала.

Я много раз проходила тем летом мимо комнаты, снятой нашей гостьей, комнаты, окна которой выходили в сад. Электричество по вечерам горело небывало ярко. Мама сшила белые шторы и купила на распродаже бюро с мраморной доской, шкаф, тумбочку и старый патефон. На кровати лежала открытая книга. Я часто стояла в тени напротив двери, глядя на голый деревянный пол, скользкий, как море, навощенный и сияющий под лампой. На дверце шкафа висело черное платье, внизу стояли туфли вроде маминых: т-образная уздечка и массивные каблуки. Мне было любопытно, нет ли в шкафу серебряных вечерних туфель. Иногда книга на кровати была уэллсовской "Машиной времени", и тогда я заговаривала, глядя через темное окно на черные ветви деревьев, что двигались за ним:

- Мне только шестнадцать.

- А выглядишь на восемнадцать,- ответила она.

- Я знаю,- сказала я.- Если бы вправду... уехать в колледж. В Радклифф, например.

Она не сказала ничего: удивилась, наверно.

- Вы читаете Уэллса? - спросила я тогда, прислонясь к дверной раме.- Наверно, это смешно. В этом городе никто не читает, все ведут лишь светскую жизнь. Я вот читаю много. Хочу больше знать. Тут она улыбнулась.

- Однажды я сделала смешную шутку.