Болеро Равела, Неожиданный финал   ::   Дмитрук Андрей

- Что, проелся? - спросил Бобер после недолгих окольных разговоров, когда мы уже выпили по лафетничку смирновской (не "паленки"!) и зажевали концессионной квашеной капустой. - Ты извини, брат, - больше восьмидесяти лимонов не дам, сам, понимаешь, жду аванса... Я быстро прикинул в уме. Восемьдесят миллионов гривен - сумма не ахти какая, но залежавшиеся талоны отоварю, пока не вышел их срок. Нет, миллионов пять пропью, конечно. А может быть, еще за восемнадцать куплю три доллара. Наконец-то, о Господи! - новая оправа для очков, и еще кое-что. Заманчиво. Но уж если одолжаться перед Бобром, то по-крупному. Оттого я сказал: - Спасибо, старый, но мне не это надо. Я, брат, все-таки профессионал, а при нынешних делах не только зубы на полку положишь, но и писать разучишься. Вот что страшно!.. Он сопел, вдумчиво намазывая бутерброды селедочным маслом и посыпая их рубленым зеленым луком. Жил Бобер вкусно, себя холил, вообще не был ленив в быту, хотя имел жену и взрослую дочь, сейчас отдыхавших в израильской зоне Большого Сочи. Спросил, наконец: - А что с этими... "Истфрантир" - у тебя все? Кранты? - Ну, ты же знаешь. Планировали шесть серий, по всем подразделениям: фабрика модельной обуви, гидропонная ферма, компьютеры и тэ дэ. И вдруг, черт его знает, все сваливают в один фильм, скороговоркой, паршивых три части... - Тридцать минут, - поправляет он, и я вспоминаю, что кино уже НЕТ. Ясное дело: их "Юкрейниэн Лотос" на обувке прищучил, вот они и жмутся. Скоро с молотка пойдут... - Бобер вновь щедро разлил водку. - И что, никаких других заказов не предвидится? - В том-то и загвоздка. Совсем меня потеряли, вроде двадцать лет в кино не работал. Неужели мы никому не нужны, толстенький?! - Мы? - иронически поднял он бровь. - Ну, это смотря кто... Твое драгоценное! Чокнувшись, я залпом хватил неразбавленную импортную водку и, прослезясь, зажевал привозным же, из Московской Руси, бородинским хлебом. Он продолжал поучать, хмелея: - Шустрить надо, понимаешь? Искать заказчиков, а не сидеть, пока зад не сгниет. Кому сейчас на хрен нужны фильмы о самом себе? Идиотов нет - деньги швырять... Рекламу мировая телесеть покажет, полминуты клип, и вся планета тебя знает. Так что, понимаешь, первым делом мотайся, ищи воротил новоиспеченных, придурков, которым похвастаться охота, какие у них в офисе классные сортиры!.. Выдохшись, Бобер стал сосредоточенно есть. Я знал отлично, что он вовсе не шустрит, не ищет придурков, а плотно сидит на видеолетописи Крымского генополигона. Неплохо кормят шестиногие телята и безглазые куры, опекаемые Центром мутационной генетики Евросоюза... Сидит Бобер, и уж точно не потеснится, даже для друга юности. Так что зря я пришел - хотя, строго говоря, обращаться за помощью мне было больше не к кому... - Значит, ничего не посоветуешь? - ритуально спросил я, пока он распределял остаток водки. - Завтра с утра обзвоню кое-кого, может, тебе и обломится. Так что к вечеру брякни. Пьяная одурь брала свое, но и сквозь наползавшее благодушие я сознавал, до какой степени Бобру плевать на мои проблемы. Не будет он тревожить попусту свой телефон (белый, с памятью и зажигающимся номером абонента), не станет никого обзванивать, а вечером, если я брякну, скажет: "Извини, понимаешь, лажа, надо подождать недельку-другую..." Скот! Но по-своему, по-бобриному, он меня любит: со мной приятно раздавить пузырь, потрепаться, а в крайнем случае можно и восемьдесят лимонов дать, не разорится преуспевающий сценарист. - Давай свои лимоны, жирный! - сказал я и протянул ладонь. - Ну, вот, понимаешь, другое дело!.. Грузно поднявшись, он повел меня в кабинет. Эта тесноватая комната открывала Бобра с иной стороны - так сказать, с идеальной. Под стеклом на черном бархате, словно в музее, витые серебряные браслеты, монеты с трезубцами, на книжном шкафу - герасимовский бюст Ярослава Мудрого, пробелы стен залеплены темными досками икон.