Час ворот   ::   Фостер Алан Дин

– Что такое? Или я не хороша для тебя?

– Дело не в этом. Просто я вспомнил кое о чем. Я обещал себе сделать это при первой же возможности.

Пога они обнаружили на стойке для копий посреди уцелевшей стены. Теплоземельцы начали уже расходиться. Те, кто не оставался охранять броненосных, собирались в роты и батальоны перед долгим возвращением в родные места. Некоторые уже выступили в путь, усталость и скорбь о погибших мешали им распевать победные песни. Они направлялись на запад, к Поластринду, или брали южнее – туда, где Вертихвостка высвобождалась из отрогов Зубов.

Солнце опускалось за Мечтравной степью, ядовитый гриб давно унесло ветром. Сверкая яркими пестрыми крыльями, эскадрильи летунов клиньями уходили в сторону родных гнездовий. Далекая цепочка окутанных шелками фигур направлялась на север – шли прядильщики. Темное облако уже исчезало над дальней вершиной, взяв курс на сказочную Железную Тучу.

– Привет, Пог.

– Привет, чаропевец, – ответил мыш без особой радости, но Джон-Тому уже не нужно было выяснять причины плохого настроения фамулуса. – Наделал ды делов. Я горжусь, чдо у меня дакой друг.

Джон-Том опустился на низенькую скамеечку возле стойки.

– Почему ты не празднуешь вместе со всеми?

– Я ж у него прислуга. Ды эдо знаешь. Дожидаюсь новых распоряжений.

– Ты был ему хорошим учеником, Пог. Я могу лишь надеяться, что справлюсь с учебой не хуже, чем ты.

– Эдо ты о чем? – Перевернутая физиономия с удивлением уставилась на него.

– Я надеюсь, что Клотагорб согласится взять меня в ученики. – Дуара лежала на коленях молодого человека, он задумчиво гладил струны. – Похоже, что в этих краях я способен только на чародейство. Значит, прежде чем оно ухайдакает меня насмерть, следует все-таки постараться навести в нем какой-то порядок. Это пока мне везло.

– А Мастер-до, старая рожа, говорит, чдо дакой штуки, как удача, не существует.

– Я знаю, знаю. – Джон-Том подбирал мелодию. – Но мне придется чертовски потрудиться, чтобы понять половину премудрости, которой владеет старая черепаха.

И он завел песню, которую припомнил несколько дней назад в шатре, когда некий фамулус постарался утешить его и примирить с жизнью.

– Я не забыл то, что ты сказал мне, когда я вышел из оцепенения, куда отправил меня Клотагорб. Видишь ли, Пог, Клотагорб заботился обо мне потому, что знал – я могу оказаться полезным. Каз, Флор и Хапли тепло относились, потому что все мы зависели друг от друга. Но сам я как личность интересовал только Талею и тебя. У нас с тобой много общего. Дьявольски много. Но прежде я просто не смог заметить этого. Ты не ошибался насчет любви. Я думал, что мне нужна Флор. – Талея молчала. – Но на самом деле необходимо, чтобы кто-то нуждался во мне. Это, и ничего больше. Того же хочешь и ты.

И он запел, громко и четко. Вокруг мыша затрепетал воздух. Уже вечерело, начинало темнеть. На равнине вспыхивали костры, впервые за тысячи лет броненосные и теплоземельцы имели возможность поговорить.

– Эй, чего эдо ды?

Мыш вспорхнул с насеста и забил крыльями.

– Это, Пог, соколиная песня. У меня свое волшебство, так говорит Клотагорб. Вот я и трансформирую тебя.

Очертания фигуры Пога плыли, изменялись в неярком свете. Талея схватила Джон-Тома за руку.

– Он меняется, ведь так?

– Он хочет этого, – негромко сказал юноша, наблюдая на трансформацией. – Он объяснил мне то, чего я не понимал. Я плачу ему той же монетой. Моя песня превратит Пога в самого большого, самого смелого сокола, какой когда-либо рассекал облака.

Но форма была не та. Опять что-то не складывалось. Она менялась и светилась, и Джон-Том не верил своим глазам.

– Боже. Надо было подождать и посоветоваться с Клотагорбом.