Человек Номоса (Одиссей сын Лаэрта - 1)   ::   Олди Генри Лайон

Если бы там, на Парнасе, ты послушался меня, вместо того чтобы с раненой ногой нестись сломя голову в Микены!.. потом это дурацкое посольство...

Она права.

Меня не оставили в покое.

Меня бы не оставили в покое, даже если на Парнасе, залечивая рану, я бы послушался ее и залег на дно.

Со дна подняли бы; вместе с илом и донной мутью.

* * *

...он выхватил моего сына из колыбели. Я сидел у окна талама', раскачиваясь и ту по мыча свадебный гимн, а Пала-мед-эвбеец шагнул с порога прямо к колыбели, и вот: на сгибе левой руки он держит пускающего пузыри Телемаха, а в правой у него - меч. Ребенок засмеялся, потянулся к блестящей игрушке. Паламед засмеялся тоже:

- Выбирай, друг мой. Хочешь остаться? - отлично. Останешься сыноубийцей. Как твой любимый Геракл. Я спущусь вниз один и скажу всем, стеная: "Одиссей-безумец не едет на войну. Он слишком занят похоронами сына, которо

*Талам (аналог, терем) - часть женских покоев (гинекея); как правило, располагался в верхних этажах задней части дома: меньше встреч с посторонними и в случае нападения легче оборонять.

го зарезал до моего прихода". Мне поверят; ты сам слишком постарался, чтобы мне поверили. Я допел свадебный гимн до конца.

- Оставь ребенка в покое, - сказал я после, вставая со скамьи. - Пойдем. Я еду на войну.

Тогда я еще не знал, что умница-Паламед приехал не один. Оба Ampuдa[ ждали во дворе, с ног до головы увешанные оружием и золотыми побрякушками; и еще Нестор - этот, как всегда на людях, кряхтел и кашлял, притворяясь согбенным старцем; и еще какие-то гости, которых я не знал.

Они беседовали с моей женой и не сразу заметили нас.

- Я спас тебе жизнь, - тихо шепнул Паламед, пропуская меня вперед. Останься ты дома, хоть безумный, хоть нет, и жизнь твоя будет стоить дешевле оливковой косточки. День, два... может, неделя. И все. Удар молнии, неизлечимая болезнь... землетрясение, наконец. Надеюсь, Одиссей, ты понял меня.

- Я понял тебя, - без выражения ответил я.

- Теперь ты будешь меня ненавидеть?

- Нет. Я буду тебя любить. Как раньше. Я умею только любить.

- Наверное, ты действительно сумасшедший, - вздохнул Паламед.

Я не стал ему ничего говорить. Он просто не знал, что такое - любовь. Настоящая любовь.

* * *

- Ты задумался, милый? О чем?

- О своей печени. В которую рано или поздно ткнет копьем проворный троянец. Я буду лежать на берегу Ска-мандра, и твоя рука невидимо для живых утрет мне смертный пот со лба. Как ты думаешь, может, мне стоило бы заранее составить песню об этом? Иначе с площадных гор

*Атриды - имеются в виду сыновья Атрея: братья Агамемнон и Менелай, правители Микен и Спарты.

лохватов станется все переврать... Пылью власы его густо покрылись; скорбели герои над мужем, память о коем останется жить, пережив его бренное тело...

И тут она расплакалась.

Вскочив, я принялся неуклюже утешать ее; нет, какая все-таки я скотина! ведь знаю, чем она рискует, явившись сюда, ко мне, в ночь перед отплытием!.. губами ловил капли, струившиеся из ослепительно-синих глаз, бормотал глупые слова оправданий, гладил русые волосы, стянутые на затылке тугим узлом; потом долго стоял молча, крепко прижав ее к себе...

Вспомнилось невпопад: с женой мы сегодня не любили друг друга. Все кругом рассказывают, как жены в последнюю ночь крепко любят своих мужей, уходящих на войну, - а у нас не сложилось. Сперва Пенелопа укладывала спать ребенка, не доверяя нянькам (или просто боясь разрыдаться по-настоящему), затем мы молчали, сидя рядом на ложе.

Все у меня не так, как у людей.

- Ну что ты, что ты, маленькая... брось, не надо... Прав был Паламед: я действительно сумасшедший.

Вот уж сказал, так сказал. Маленькая... А что делать, если других слов не нашлось?

- Тысячу!.. я убью тысячу воинов!.. я...