Человек без души   ::   Борисенко Игорь

Никто и никогда не учил его фехтованию, куртуазным манерам и изящным приемам езды на лошади. Никто не хотел становиться его другом, и единственное, на что он мог рассчитывать, – жалость.

Пустой и неухоженный замок подавлял Дальвига своими гулкими комнатами и залами. С самого детства они казались ему гробницами, наполненными призраками тех людей, что обитали здесь до разорения. Пыль, мусор, птичий и мышиный помет стали единственным убранством большинства покоев. Что может быть страшнее? Только эти же самые комнаты, наполненные воем сумасшедшей женщины, бывшей красавицы, гордой и статной Мюриэллы. Мать Дальвига долго болела, не вставая с постели с того страшного дня. Позже оказалось, что она тронулась умом. Немного оклемавшись, Мюриэлла целыми днями сидела, уткнувшись взглядом в угол, и только иногда принималась кричать, так дико и страшно, как она не кричала даже в грубых объятиях захватчиков и убийц.

Еще некоторое время спустя выяснилось, что мать Дальвига беременна. Старая кухарка, вместе с мужем и сыном пережившая резню и оставшаяся верной хозяевам, не посмела убить плод во чреве безумной матери. Ближе к тому сроку, когда должно было появиться дитя, Мюриэлла вдруг стала приходить в себя. Понемногу к ней вернулась способность разговаривать, есть самостоятельно, узнавать окружающих и даже гулять вокруг замка. Лишь только жуткие припадки, сопровождаемые ревом смертельно раненной медведицы, продолжали преследовать ее.

Дитя родилось здоровым и крепким, и это влило в Мюриэллу новых сил. Словно какое-то знание придавало ей жизни. Дальвиг смутно помнил это время. Кажется, мать говорила что-то о том, что в ребенке возродился ее умерщвленный муж, и ее нисколько не смущало, что это была девочка. Одно время казалось, что вернулась прежняя Мюриэлла – стройная, опрятная и красивая лицом, гордая осанкой и манерами. Убожество жилища и одежд не смущали ее, даже прошлое как будто отступило вместе с жуткими приступами…

Временное облегчение кончилось не сразу. Беда возвращалась постепенно, исподволь. Девочка, с виду вполне нормальная и здоровая, медленно росла, поздно начала ползать, садиться и ходить. Говорить она не умела до четырех лет, а когда произнесла первые слова, в них почти не было смысла. Так, постепенно, стало ясно, что маленькая Этаэль лишена ума. Она была тихой и спокойной, но толком не могла ни справить нужду, ни поесть. В будущем из нее грозила вырасти внушающая жалость и отвращение дурочка – существо, почти что не способное жить без посторонней помощи.

Старая кухарка первой поняла это, потому что ее собственный сын, выполнявший в замке всю грязную работу, тоже с рождения страдал скудоумием. Когда осознание страшной правды настигло Мюриэллу, она разом превратилась в старую, сгорбленную и морщинистую развалину. Это напугало Дальвига едва ли не сильнее, чем смерть отца и прочие ужасы, испытанные им за пять лет до того. Мать, за ночь состарившаяся на тридцать лет, ее внезапно вернувшиеся припадки, страшная весть об ущербности сестры.

Еще некоторое время жизнь на останках замка Беорн, какой бы жуткой она ни казалась, шла своим чередом. Тогда, на шестнадцатом году, Дальвиг уже мог осознанно опасаться за собственный рассудок. Окруженный безысходностью и сумасшествием, он сам боялся сойти с ума и превратиться в косматого, дикого зверя, роняющего слюну и бродящего без дела по пустым комнатам.

Однажды старая кухарка, отвлеченная какой-то заботой, опрометчиво оставила Мюриэллу одну в тот момент, когда она, в кажущемся добром здравии, купала дочь в кухне, наполненной запахами золы и горелого сала. Кухарка не успела вернуться сама: ее позвал в кухню такой знакомый, но по-прежнему внушающий ужас безумный рев.