Иггинс и К   ::   Бюр Рене

Жиру, как только получил приказ, бросился в Нэнси, осмотрел дом, познакомился с прислугой, устроился в гостиной и вызвал кухарку и шофера. Он попросил их первым делом сказать, когда хозяева виллы ложились спать, и вообще как можно подробнее рассказать о привычках сенатора и его дочери. Пока они говорили, Жиру в упор смотрел на них, что сильно смущало слуг. Но они ничего не знали. Они ничего не слышали. Они спали глубоким сном. Очевидно, проснулся только Жером Бош, ведь его нашли в холле полуодетым.

Выслушав их, следователь вызвал Жерома Боша. Молодой человек чувствовал себя уже довольно сносно. Он охотно рассказал Жиру, что ночью – в котором часу, Жером сказать не может – его разбудил звук выстрела. Нет, нет, сам Жером спал в беседке в саду. Он сел на кровати и прислушался. Услышав крик, натянул штаны и побежал к дому. Дверь оказалась открытой, в холле было темно, а из-под двери кабинета сенатора пробивался свет. Внезапно она открылась, из кабинета выскочил мужчина. Ослепленный ярким светом, Жером не разглядел, кто это был, он увидел только темную фигуру. Неизвестный бросился на него и стукнул чем-то по голове. Больше он ничего не помнит.

Следователь выслушал Жерома не перебивая, попросил не покидать виллу, чем привел молодого человека в замешательство, и отправился в кабинет. Там уже находились начальник полиции Амьер и эксперт. Последний как раз снимал отпечатки пальцев. Следователь подошел к Амьеру и спросил:

– Семья?..

– Только внучка, мадемуазель де Шан. Сейчас она у матери в клинике доктора Бонэспуара, улица Тильзит, 49.

Жиру вызвал секретаря и уехал. Как провинциал, он несколько грубо обошелся с репортерами, которые бросились к нему, чтобы получить какие-нибудь сведения. Но журналистскую братию это не смутило, и полчаса спустя к клинике доктора Бонэспуара подъехал целый эскорт машин.

Было одиннадцать часов утра, когда Жиру явился к доктору.

– Мадам де Шан находится у вас?

– Да.

– Она одна?

– С ней ее дочь и сиделка.

– Проводите меня к ней.

– Разрешите сказать вам, господин следователь, что больная без сознания.

– Неважно. Мне нужно ее увидеть.

– Пожалуйста. Но если она придет в себя, малейшее волнение может убить ее. Допрос…

– Кто говорит о допросе? – сердито буркнул следователь. Доктор провел его на второй этаж, где находилась палата, в которой лежала мадам де Шан. Следователь на цыпочках подошел к кровати. Возможно, от бинтов, стягивающих ее голову, лицо женщины казалось очень бледным. Внезапно она хрипло произнесла:

– Я выстрелила… Мертв… Мертв…

Мадам де Шан заметалась, и сиделка по указанию доктора сделала ей успокоительный укол.

Жиру шепотом обратился к стоящей в ногах кровати заплаканной девушке:

– Мадемуазель, я хотел бы поговорить с вами.

Он открыл дверь, пропуская ее вперед, и пригласил пройти в кабинет Бонэспуара.

– Вы прошлой ночью были в Рэнси на вилле господина Пуаврье?

– Нет. Я гостила у своего дяди… Она колебалась.

– У своего дяди, господина де Лиманду, в Марни.

– В таком случае, мадемуазель, я задам вам только один вопрос: не было ли ссор между господином Пуаврье и вашей матерью?

– Нет! – это было сказано искренне и убежденно. – Дед и мама нежно любили друг друга и никогда не ссорились. Девушка всхлипнула:

– Мы все трое любили друг друга. Я охотно отдала бы свою жизнь, – она вытерла платком глаза, – чтобы найти убийцу. Я…

Дверь открылась. Вошел доктор Бонэспуар.

– Скорее, мадемуазель Мадлен! Мадам де Шан умирала.



5. Пуля в голове



Я сидел в кабинете Поля Дальтона. «Время» поместило то объявление, которое я отнес в редакцию, и парижане волновались. Все видели афиши, все читали газеты, но никто не знал, кто такой Иггинс.

Газеты сообщали подробности убийства Пуаврье.