Черное колесо   ::   Бок Ханнес

И повторю, что когда я вспоминаю «Сьюзан Энн», слезы наворачиваются у меня на глаза. Потому что она видится мне не погибшим кораблём, а прекрасной и горячо любимой женщиной, осквернённой и убитой…

Не знаю, сколько времени я простоял, глядя на корабль. Наконец я осознал, что Мактиг остановил машину, и они с Пенелопой с любопытством смотрят на меня.

– Любовь с первого взгляда, – сказал ей Мактиг.

Пен серьёзно ответила:

– Если он сможет выразить в словах то, что у него на лице, мой отец построит для него больницу.

– Я же говорил: с ним всё в порядке.

– Да, теперь и я это вижу.

Я ничего не ответил, все ещё очарованный такой красотой. Машина двинулась дальше, и мы въехали на пристань. «Сьюзан Энн» бросила якорь посреди бухты. Паруса убрали. Мактиг оставил машину ожидавшему слуге, и мы поспешили к катеру. Навстречу нам поднялись мужчина и женщина. Меня представили им: леди Фитц-Ментон и мистер Алексей Бурилов. Женщина равнодушно бросила: «Здравствуйте» высоким музыкальным голосом, мужчина был чуть более приветлив. Помимо холодного кивка, они не уделили никакого внимания Мактигу.

По пути на клипер я рассмотрел их. Леди Фитц-Ментон была женщина высокая, стройная, со своеобразной угловатостью, свойственной многим англичанкам. Волосы её были насыщенного золотисто-каштанового цвета, короткие и вьющиеся, – я решил, что тут не обошлось без хны. Лицо маленькое и скуластое, зелёные, очень чистые и яркие глаза, прекрасный лоб, маленький нос и рот хорошей формы, хотя и тонкогубый: внешность не броская, но, несомненно, привлекательная.

Не знаю почему, но мне казалось, что Бурилов должен выглядеть женственным. Ничего подобного. Никогда не видел такого мускулистого человека; добрых шести футов ростом, подвижный и длинноногий. Своеобразные золотисто-карие глаза с густыми ресницами, в разрезе их читалось полускрытое высокомерие. Ширина лица, разворот скул были типично славянскими. У него были полные, чувственные подвижные губы – рот певца или актёра. Я не понимал, почему Мактиг счёл его склонным к нарциссизму, но решил, что он употребил это слово не в медицинском смысле. Единственной неприятной чертой его были уши, маленькие, плотно прижатые к голове и явно заострённые. Волосы – коротко остриженные, чёрные. На первый взгляд Бурилов был весьма симпатичен, и я удивился, почему Пен испытывает к нему физическое отвращение… и физическое ли?

Я снова повернулся к клиперу. С близкого расстояния он выглядел ещё более прекрасным, чем издалека – более человечным и дружелюбным.

Едва я ступил на палубу, кто-то проревел:

– Встретили его, Майк?

В пятидесяти футах от нас на мостике стоял высокий худой человек, крепко сжимая руками штурвал. Его лысая голова блестела в свете прожекторов. Наклонившись вперёд, он рассматривал нас. У него был длинный тонкий нос, широкий рот с тонкими губами и заострённый, как у Пен, подбородок, но более длинный, который никто не назвал бы изящным.

Мактиг крикнул в ответ:

– Да, сэр, – и, повернувшись ко мне, добавил: – Это Бенсон.

Но ещё до слов Мактига я понял, что это и есть Бенсон. Мне пришла в голову мысль, что это мог бы быть и янки, капитан старого клипера, прадед нынешнего владельца, и что реставрация «Сьюзан Энн» – вовсе не простой каприз.

Бенсон снова взревел:

– Как он?

– Всё в порядке. Хотите поговорить с ним?

– Позже.

Мактиг улыбнулся и сказал мне:

– Вам придётся привыкнуть к отсутствию формальностей на этом корабле. Сейчас отнесём вещи в вашу каюту. Можете спуститься и распаковать их, а можете остаться на палубе и понаблюдать за отплытием. Бенсон ещё около часа не отойдёт от штурвала.

Я решил остаться на палубе. Мактиг кивнул:

– Хорошо. Тогда идёмте, я познакомлю вас с остальным цирком. Вокруг Пенелопы уже собралась небольшая группа, и Мактиг отвёл меня туда.