Игра с джокером (Богомол - 3)   ::   Биргер Алексей

Будем считать, что вы начали работать, - она достала из сумочки пачку банкнот, перехваченную резинкой, и положила на стол. - Это аванс.

- Дать вам расписку? - спросил Игорь, убирая деньги в стол.

- Вы не стали их пересчитывать... - Мария Аркадьевна пожала плечами. Значит, и мне расписка не нужна. Там полторы тысячи. Немного, наверно, но, по нынешним временам...

- Более, чем достаточно, - спокойно ответил Игорь. - А теперь к делу. Скажите, во-первых, какие у вас отношения с дочерью?

- Нормальные, - ответила наша клиентка.

- А конкретнее? Сколько ей лет? Чем занимается? Каков круг её общения? Насколько она сведуща в вашем семейном бизнесе?

Что ж, пошли обычные в таких случаях вопросы. Андрей знал, что Игорь задаст их не один десяток - а ему самому надо слушать в оба уха ответы и тщательно отмечать любые моменты, которые так или иначе заденут его слух, вызвав ощущение недосказанности, шероховатости или чего-то странного. Потом Игорь потребует у Андрея полный отчет о его наблюдениях - и партнеры постараются суммировать свои впечатления, чтобы определиться, в каких направлениях стоит копать. Эта аналитическая работа порой кажется утомительной и скучноватой, но именно она становится фундаментом для всего остального, и определяет успех либо неуспех дела.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Это - показания человека, волей судеб оказавшегося втянутым в то же самое дело. Оригинал показаний погиб при печально знаменитом пожаре самарского ГУВД, о котором ещё будет рассказано. Но сохранилась копия, сделанная одним из участников событий. Повествование начинается с того самого дня, в который к Игорю Терентьеву и Андрею Хованцеву обратилась Мария Аркадьевна Грибова.

"Соловьев Михаил Григорьевич, шестьдесят восемь лет, отставной майор, постоянное место жительства - Самара... (диктует адрес) С чего начать? Наверно, с того, что живу я как, наверно, живет большинство других пенсионеров. И даже не то, что пенсия - грошовая, да и выплачивают её с задержками, мучило меня больше всего, а то, что я вроде как отрезанный ломоть получился. Про пенсию я скажу, что по нашим временам и жаловаться грех, мне и за выслугу лет засчитали, и за ранение, я ж хромаю, как видите, словом, мне, при моих запросах, хватает. А вот одиночество - это да! Утром встанешь, овсянку с чаем похлебаешь, телевизор включишь, и, вроде как, даже и выходить никуда не хочется. Ну, с пенсии, бывало, бутылочку сообразишь, а иногда и пивком побалуешься, постоишь, послушаешь, о чем люди вокруг говорят. Тем и живешь. Есть у меня один друг, так он на рынке торгует. Они там палатку поставили, от Союза Ветеранов, им как ветеранам налоговые льготы, и вообще всякие права они имеют. Он и меня к себе зазывал - мол, приезжай, и при деле будешь, и деньги будут неплохие. Но где мне за прилавком стоять, не создан я для такой работы, да и живет мой приятель не в самой Самаре, а в сорока километрах, знаете ведь город Имжи, небольшой такой городок, но старинный, само его название ведется чуть ли не от татар, то ли половцев, от какого-то древнего племени, в общем. Значит, если мне в дело моего приятеля входить, то или каждый день на электричках странствовать, или к нему в городок переселяться. Только меня ни то, ни другое не устраивает. Вот так я рассуждал.

Ну вот, был я у него в гостях, дом у него ладно справлен, жена и дочка невеста, и он мне наложил рюкзачок кой-каких продуктов, которыми они торгуют, макароны там, пакетные супы, даже банку растворимого кофе сунул. Приняли мы с ним по маленькой, и он мне говорит:

- А все-таки жаль, Григорьич, что ты не хочешь к нам присоединиться. Ребята у нас подобрались отменные, все бывшие офицеры, так что тебе и компания, и работка нашлись бы, да и от дурных людей отбиваться было бы сподручней.

- Да какой из меня боец, Васильич? - спрашиваю. Друга моего, значит, Пигаревым Феликсом Васильевичем зовут.