Честель   ::   Веллман Мэнли Уэйд

Это были заключительные строки неистовой победной песни Деворы из «Книги Судей»: «Так да погибнут все враги Твои, Господи!» Действительно ли клинок принадлежал святому Дунстану или нет… В любом случае, серебряное лезвие и молитва воина, запечатленная на нем, уже не раз в прошлом доказывали свою действенность в борьбе против зла.

Неожиданно снаружи раздался громкий, леденящий душу крик, исполненный смертельного ужаса.

В ту же секунду Персивант вскочил со стула. Он распахнул дверь, едва не высадив ее, и с клинком в руке выбежал наружу. Около коттеджа Лорел судья увидел Коббета и поспешил туда с невероятной скоростью, словно помолодев на пятьдесят лет.

– Лорел, открой! – кричал Коббет. – Это Ли! Когда Персивант добежал до коттеджа, дверь подалась внутрь, и они вместе ворвались в освещенную комнату.

На полу лежала Лорел, сжавшись в комочек и указывая дрожащей рукой на окно.

– Она пыталась войти внутрь, – запинающимся голосом произнесла девушка.

– В окне ничего нет, – попытался успокоить ее Коббет, но там совершенно точно кто-то был.

Бледное, словно восковое, лицо прильнуло к стеклу. Они увидели расширившиеся, вытаращенные глаза, открытый рот, шевелящиеся губы, сверкающие острые зубы.

Коббет подался вперед, но Персивант схватил его за плечо.

– Позвольте мне, – сказал он, направляясь к окну и подняв вверх острие своего клинка.

Когда серебряное оружие с легким стуком коснулось стекла, лицо исказила судорога. Рот раскрылся в беззвучном крике. Существо отпрянуло и скрылось из виду.

– Я уже видел это лицо раньше, – хрипло сказал Коббет.

– Да, – отозвался Персивант, – в окне отеля. И позже.

Он опустил лезвие. Снаружи послышался звук, стремительный и торопливый, похожий на топот ног – множества ног.

– Мы должны разбудить людей в главном здании, – сказал Ли.

– Сомневаюсь, что мы сможем разбудить хоть кого-нибудь в этом городке, – спокойным голосом ответил судья. – Я полагаю, кроме нас, не бодрствует ни одна живая душа, все спят глубоким, зачарованным сном.

– Но там снаружи… – Лорел показала на дверь, на которую, казалось, кто-то давил.

– Я же сказал: ни одна живая душа.

Он перевел взгляд с нее на Коббета и повторил:

– Живая.

Судья пересек комнату и кончиком клинка начертил на двери перпендикулярную линию. Затем аккуратно провел еще одну поперек, образовав таким образом крест. Давление снаружи неожиданно прекратилось.

– Вон оно, снова там, – выдохнула Лорел.

Персивант широкими шагами вернулся к окну, в котором застыло угрожающее лицо, обрамленное струящимися черными волосами, и провел по стеклу серебряным лезвием, сверху вниз, а затем слева направо. Лицо исчезло. Он повернулся и нарисовал такие же кресты на остальных окнах.

– Вот видите, – в тихом голосе судьи слышалось торжество, – это старое, очень старое волшебство.

Он с трудом уселся на стул и, устало посмотрев на Лорел, сумел улыбнуться:

– Возможно, если нам удастся пожалеть эти несчастные создания там за дверью, это немного облегчит наше положение.

– Пожалеть? – почти выкрикнула девушка.

– Да, – отозвался судья и процитировал:

…Помысли, как печально может быть

Томиться вечной жаждой; каждый день,

Как в приступе, желать напиться крови.

– Я знаю эти стихи, – вмешался Коббет, – это Ричард Уилбер, несчастный проклятый поэт.

– Как в приступе… – повторила Лорел.

– Приступе, повторяющемся изо дня в день, – откликнулся Ли.

– Да, словно при малярийной лихорадке, – добавил Персивант.

Лорел и Коббет уселись на кровать.

– Я бы сказал, что здесь мы пока в безопасности, – провозгласил судья. – Не совсем на свободе, но, по крайней мере, в безопасности. На рассвете, когда они отправятся спать, мы сможем открыть дверь.

– Но как же так? Почему только мы в безопасности? – воскликнула девушка.