Честный Томас   ::   Гласско Брюс

Я выхватил кристаллическое существо из его ячейки и порезал себе руку, так что моя кровь смешалась с моими словами и добавила к ним свой язык.

"Я не допущу этого... Я буду сражаться... Я не дам ей... Я..."

"Ты отправишься теперь же", - сказал резкий запах Королевы. Но потом, пожалев меня, она одарила меня последним долгим словом прощания, роскошным, как сотня пиров, проникновенным, как тысяча песен.

"Когда новая Королева проснется в Доме среди звезд, она будет помнить тебя, Томас Соединитель, потому что из всех языков, которые отыскала я среди звезд, твой был сладчайшим".

Таково было ее слово, которое я унес с собой из Дома, когда Дом ее вновь полетел к звездам. Я отвернулся в тот миг, потому что не мог на это смотреть, но ее слово я ношу в бутылочке на шее... хотя оно чуть выдохлось от времени. В его ячейках хранятся все миры, которые мы посетили, все слова, которыми мы обменялись, и память о том, как льнули наши тела друг к другу.

После того, как Дом фейри поднялся ввысь, я отыскал в пожухлой траве ржавую рукоятку старого ножа и полусгнившие колки арфы. Стояла зима, и земля была твердой и холодной.

Но вот пред ними сад встает.

И фея, ветку наклонив,

Сказала: "Съешь румяный плод

И будешь ты всегда правдив".

Королева говорила мне, что время искривляется, когда путешествуешь среди звезд, а я рассказал ей то, что знал: истории о феях и фейри. Для меня прошло семь лет, а в королевстве Шотландском - сто пятьдесят. Никого из тех, кто знал меня и кого знал я, не было в живых. Церковь Святого Джайлса в Эдинбурге снесли и выстроили заново, на этот раз со стройными колоннами и стрельчатыми арками вместо закругленных.

Но в Эрсельдуне почти все осталось прежним. Я вернулся к своим балладам, перевел старую историю о Тристане и Изольде, которые, выпив любовный напиток и полюбив друг друга, погубили свои юные жизни. С помощью своего языка я читал в сердцах мужчин и женщин и говорил правду. На языке Королевы лгать невозможно, и я позабыл, как это делается.

Некоторые благодарны мне за мои речи и платят, чтобы их услышать. А некоторые страшатся их и платят мне, чтобы я молчал. Так я и живу-выживаю. Я построил себе хижину, стал изучать жуков. Я постарел. Каждую ночь я гляжу на звезды.

...Этот Макдугал не унимается, вновь повторяет свой вопрос.

- Ну так что? - грубовато настаивает он. - Ради этого я два дня не слезал с коня! Родит мне жена сына или дочь?

Есть правда, в которой человек НУЖДАЕТСЯ, а есть правда, которую он ХОЧЕТ услышать.

- Жизнь, - говорю я, - самая драгоценная, самая дорогостоящая, самая большая редкость среди бескрайней звездной пустыни. Цветок, что у вас на куртке, равен стоимости многих миров; ваш загнанный конь в конюшне стоит тысячи тысяч бесплодных звезд. Жизнь, которая знает любовь, - драгоценность более редкая, чем алмаз, выброшенный морем к вашим ногам. Как можете вы назвать цену той или иной жизни, человек Земли?

Но он пришел не за этой правдой, и мускулы его напрягаются от гнева. Я вздыхаю и ставлю кубок на стол, из опасения, что расплещу его, когда лэрд меня ударит.

- Я не знаю, будет ли ваше дитя сыном или дочерью, - говорю я, - но для вашей жены оно станет последним. Если ляжет она в родильную постель, там и останется.

В следующий миг я почти тону в буре нахлынувших на него чувств: ужаса, отчаяния, гнева, обращенного к Богу, ярости, обращенной ко мне. Я смутно слышу, как он выкрикивает проклятия, и кулак его со всей силой ударяет меня в челюсть. Затем отец Оуэн и пьющие "по колышкам" оттаскивают его от меня и несут к двери, а он продолжает кричать: "Лгун! Ты лжешь, Томас из Эрсельдуна!" Затем дверь за ним захлопывается, и единственное, что от него остается, это соленый запах слез.

Несмотря на все выкрики вельможи, он мне верит.