Четыре цвета памяти   ::   Абрамов Александр

За Микульским в зеленом сумраке белели испуганные лица Родионова и Котова.

- Сколько я спал, велико Юрьевич? - спросил Славка. Он уже пришел в себя.

- Минуты три.

Славка молча усмехнулся и пошел к веранде. Он шел такой задумчивый и сосредоточенный, что Котов поинтересовался:

- Сон видел? Вроде меня?

- Нет, не вроде, - сказал Славка, - мой по сравнению с твоим - это подвиг бригадира Жерара. Понял?

Котов не понял. Да и никто не понял, пока Славка не рассказал все по порядку. Аплодисментов не было. Все молчали, ожидая, что скажет Микульский. Только он мог дать какое-то объяснение феномену. А он сказал:

- Не ждите от меня откровений, друзья. Я уже говорил об опытах усиления памяти. Может быть, мы имеем дело с каким-то подобным явлением. Что-то обостряет, усиливает механизм воспроизведения когда-то запечатленного в памяти. Словом, разные виды памяти.

- Не понимаю, - сказал Котов.

- Выражаясь популярно, что-то спрятано глубоко в копилке памяти, что-то лежит на поверхности. Что-то вы хотите вспомнить, что-то стремитесь забыть. Излучение как бы отбирает сильнейшее, независимо от того, где оно скрыто - в сознании или в подсознании. Мне, например, кажется, что излучение отсортировало у вас все, что вы знали о деле Логунова. Это вылилось в довольно странную форму, навеянную детской книжкой о стране-зазеркалье. А у Славы - другой вид памяти: память действия, когда-то им совершенного...

- Ошиблись, Феликс Юрьевич, - грустно перебил Славка, - в том-то и дело, что не совершенного. - Он оглядел недоумевающие лица собеседников. Я ничего не соврал, только в действительности все было иначе.

- А именно?

- Все было. И стена, и змея, и ракетка. Только матча не было. Ни бросков, ни ударов. Перемахнул через раскоп - и ходу к лагерю. Обманула память.

- Нет, не обманула, - сказал Микульский. - Она воспроизвела все именно так, как вам бы хотелось. Могли вы остаться? Могли. Могли отразить нападение? Могли. Подсознательно вы жалели об этом, может быть, даже мечтали...

- Какая же это память? Выдумка.

- Память о выдумке. Память страстно желаемого, но уже невозможного. Придуманное, воображаемое где-то отложилось в подсознании, а сейчас всплыло. Другой вид памяти. Другой цвет.

- Совсем другой, - сказал Родионов. - Купол синеет.

СИНИЙ

Зеленое облако над кратером, в глубине которого горел невидимый с веранды метеорит, действительно меняло окраску. Зеленый хрусталь синел сверху вниз, и прозрачная синева эта словно стекала пылающим газом к земляному барьеру.

- Третий цвет памяти, - высказал общую мысль Шадрин.

- Четвертый, - поправил Микульский. - Белый забыли.

- Белый ничего не принес, кроме жары. Желтый вызвал действительное, зеленый - воображаемое. Интересно, что извлечет из памяти синий.

- Стоит попробовать, - сказал Родионов. - Или, быть может, вы хотите? обернулся он к сидевшему рядом Микульскому.

Тот не ответил, молча вглядываясь в синий, струящийся, как на вывесках, газ, почему-то не растекающийся в темноте ночи.

- Нет, - проговорил он наконец, - не желаю. И вам не советую. Кто знает, какие изменения вызывает излучение в мозговых клетках? Обратимые или необратимые? Нормальные или патологические? Ваши предшественники здоровехоньки, и я не хочу их пугать. Но стоит ли рисковать вам? Новый цвет - новый вид излучения.

Родионов уже встал и шагнул к лесенке в сад.

- Мало ли приходилось рисковать в жизни, если риск стоящий, - сказал он, не оборачиваясь.

Его не останавливали. Он сделал то же, что и Шадрин, найдя отпечатки следов на рыхлой земле. Он даже присел поудобней, положив руки на согнутые колени и сунув голову в необжигающий синий газ. Но газ уже таял, сливаясь с окружающей темнотой.

- Опоздал, - грустно сказал Родионов.