Число Файгенбаума   ::   Кресс Ненси

Я ударился коленом об угол кресла (дешевая сосна, растрескавшийся лак - мореный дуб, ручная работа). В глазах прояснилось, но от боли в колене я чуть не взвыл.

- Не хотите ли освободить проход, мисс?

- Извините.

Она даже не подняла голову, продолжая записывать.

- Отодвиньте чертово кресло!

Она рывком передвинулась, не поднимая глаз от блокнота. Кресло грохнуло, звук отозвался болью в черепе. Сидящая рядом с ней другая девушка мило улыбнулась и, словно извиняясь, развела руками.

Я с трудом выдавил:

- Вы ждете меня? Хотите поговорить о занятиях?

- Нет, - буркнула девушка, не подняв головы.

Она так и не посмотрела на меня. Странно, это чересчур грубо даже для самых безнадежных студентов. Пожав плечами, я двинулся вперед, мельком взглянув на лист ее блокнота.

Бумага сплошь исписана числами: таблица биномиального распределения вероятностей при подбрасывании монеты, где переменная "x" соответствовала вероятности "n" выпадений орла, поделенной на вероятность одинакового числа выпадений орла и решки. Колонки аккуратно озаглавлены. Девушка вписывала числа так быстро, как успевала рука у собеседницы, до семи знаков после запятой. Феноменальная память или невероятная способность к быстрому счету?

- Большинству людей это не по силам! - не сдержался я.

- Наблюдение, оскорбление или комплимент?

Я мог видеть только затылки обеих девушек: светлые, прямые и грязные волосы у собеседницы, пушистые золотые волны у другой. Не дождавшись ответа, она сказала:

- Если это все-таки наблюдение, то мой ответ: сама знаю.

Головокружение началось снова.

- Если оскорбление, ответ другой: я не "большинство"!

Мне пришлось упереться рукой в стену, чтобы удержать равновесие.

- А если комплимент, то спасибо.

Коридор пульсировал. Студенты накатывались на меня, все 64, но я должен учить только половину, именно тех, которых я не хотел учить. Ибо они извращенные и деформированные версии того, чем им следовало быть, и я не могу их учить, потому что презираю их. За то, что они не такие, какими следовало быть. За то, что они лишают меня внутреннего равновесия, тонкого метафизического слуха, сопрягающего реальный мир с идеальным. И уводят от числа Файгенбаума к своим версиям, в которых прекрасное вытесняется буйством хаоса... Я тяжело оперся о стену, глотая воздух. Девушка взглянула на меня, вскочила:

- Эй! Вы в порядке?

У нее было тощее костлявое лицо, слишком широкий рот - и тонкое личико с розовыми благородными губами. Но в основном я видел глаза. Они смотрели с вежливым участием, затем взгляд перешел на стену за моей спиной, вернулся, и тогда по мне, подобно бензиновому пламени, прокатилась судорога. Девушка протянула руку, чтобы поддержать меня, но взгляд ее снова уперся во что-то там, позади - так всегда уходил и мой взгляд, если только я не смотрел в зеркало. Ее неудержимо влекло к тому, чего я никогда не видел: к другому Джеку, мерцающему на фоне стены, к идеальной личности, до которой мне было бесконечно далеко.

- Это действует на тебя как-то иначе, - говорила Майя, сидя за чашкой кофе в студенческой столовой. Вот у меня не бывает тошноты или головокружения. Я просто впадаю в ярость. Так все это дерьмо выматывает!..

Я согласился пойти в столовую только потому, что сейчас здесь не было почти никого. Она сидела напротив меня, а за ней - другая Майя, с прекрасным лицом и зелеными глазами, полными надежды на то, что мы сумеем разделить нашу судьбу, что я, возможно, смогу покончить с ее одиночеством. Но у реальной Майи как будто не было надежды. Она казалась яростной, именно такой, как о себе говорила.