Что-то остается   ::   Кузнецова Ярослава

Аннотация: Ярослава Кузнецова известна поклонникам фантастики как автор фэнтези и художник-иллюстратор, однако известность эту она приобрела в основном благодаря интернет-публикациям. Пишет под псевдонимом Амарга.

---------------------------------------------

Шатт и Амарга

ЧТО-ТО ОСТАЕТСЯ

Часть первая. Мотылек



Ставни закрыты,

Замки, молитвы,

И всякое прочее —

Утром прокляты,

В полдень забыты —

Те, что летают ночью.

Клещи ущелий,

Спины вершины,

Укрыты тьмою,

Снегов перины

На дне долины —

Жилье людское.

Вот ветры твари

Крыла распяли,

Гремит, хохочет

Как лист металла

Урок вокала

Тех, что летают ночью.

Глаза — агаты,

Когтисты лапы,

И в новолунье

Паденья ваты

Иных крылатых

Полет бесшумней.

Кровавой дани

Ищет созданье,

Отраву точит

Клыкастой пасти.

И черной масти

Те, что летают ночью.

Вот вороные

Раскрылись крылья.

Огонь геенны!

И снежной бури

Косые струи

Стучатся в стены.

Путник ли это?

Жена соседа?

За стенкой кочет?

О нет, снаружи

В ветрах и стуже

Те, что летают ночью.

Молитесь, сестры,

За тех, кто просто

Пал на колени,

Страшась кончины,

Огнем лучины

Гоняет тени.

Любитель крови

На снежной кровле —

Крыла и очи

Не слишком грозны.

Молитесь, сестры,

За тех, что летают ночью.

Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник



Редда негромко заворчала. Припожаловал кто-то. Ун вскинул кудлатую башку.

— Тихо, малыш. Спокойно.

Гость за дверью топотал и пыхтел, как медведь. Взлез на крыльцо, кхекнул вежливо. Для верности постучал.

— Слышь, паря. Того.

— Заходи, — я подвинул к себе миску.

Обедает Сыч-охотник. Черт бы побрал этого Борга. Вовремя, как всегда. Небось, опять с тем же самым.

Вошел, покосился на собак. Редда фыркнула, а Ун уселся и принялся презрительно скрести за ухом, вычесывая воображаемых блох.

— Того, — сказал староста, — По делу я, стало быть. От общины, Сыч.

Ну, точно — с тем же самым. Вот принесла нелегкая.

— Проходи да садись, — черпанул из миски. — Что за дело ко мне у общины?

Он кашлянул, с достоинством утвердил зад на лавке, пригладил бороду. Крякнул.

— Тварь эта, Сыч. Споймал бы ты уж ее, что ль? Всю ж скотину перепортит.

Сыч-охотник снова черпанул похлебку.

— Видано ли дело, чтоб нечисть всякая взор Господень оскорбляла? Богоугодное дело совершишь, Сыч!

Я не удержался, буркнул:

— Ловил уж я твою тварь. Не ловится она. А вреда от нее скотине нету.

— Да как же нету вреда, когда Кайд Кузнец нетель свою забил позавчерась, порченая потому что! И мясо ж никто брать не хотел.

— Я взял, — отрезал Сыч-охотник и отправил в рот еще одну ложку…

— Кайд — он кузнец, — гнул свое староста, — В таких делах понимает. Сказал — порченая скотина.

— То — Кайдово дело, — если кто дурак, это надолго, — И с чего бы кузнецу понимать в скотине, э?

Староста сопел. Потом завел по новой.

— Слышь, Сыч. Мы б, того. Всем миром… Денежку бы собрали, Сыч. А ты ж охотник. Ты ж — ого-го! Окромя тебя некому.

Денежка. Денежка — того. Надо взять.

— Сколько? — аж хлебать перестал — жаден Сыч-охотник.

— Ну-у, — замычал Борг, — Это, стало быть… Две гривны, Сыч. Да. Две гривны.

— Мало. Шесть. С половиной.

Шесть с половиной — в самый раз. Может, отвяжется.

Староста запыхтел, жуя бороду. Мне почудился натужный скрип его мозгов. Давай-давай. Думай. Оно полезно. Не стоит тварь никакая шести с половиной гривен, это тебе всякий скажет. Совсем осатанел Сыч от жадности.

А Борг вдруг просиял всей объемистой своей рожей:

— По рукам.

Вот черт. Пришлось изобразить, что я тоже доволен.

— Ну, того, — сказал он, — Денежку я тебе принесу, как споймаешь.

Важно кивнул, опять огладил свою шерсть, почти такую же густую, как у меня, только рыжую.