Чужая память   ::   Борин Борис

---------------------------------------------

Борин Борис

Чужая память



Борис Борин

ЧУЖАЯ ПАМЯТЬ

Рассказ

Как все несчастья, это случилось неожиданно и глупо. Наша работа на планете ВА-791 заканчивалась. Через два земных месяца звездолет должен был снять нас с этой занумерованной, даже не имеющей названия планеты.

Старик то просиживал целые дни в лаборатории, то скитался по красным откосам гор. А я скучал.

Я - помощник Старика по техническим вопросам.

А проще - механик, шофер и летчик. И конечно, отвечаю за жизнь этого межпланетного бродяги. Это и понятно. Ведь он даже родился на звездолете, руководил десятком экспедиций, сажал леса на Венере... Короче говоря, его имя знают школьники, с восторгом произносят студенты...

А я - ничем не примечательный человек двадцати двух лет.

Планета ВА-791 - скучнейшая в космосе. Представьте себе шар, на котором нет ни одного ровного места. Кончается одна гора, начинается другая. Цвет почвы красно-коричневый, словно она создана из битых музейных кирпичей. Вершины гор плоские, как обеденный стол, заросли густым и цепким кустарником.

В этих зарослях водятся животные, напоминающие сусликов. И наверное, чтобы они, расплодившись, не сожрали всю растительность, за ними охотятся хвостатые, красноглазые твари. Они не больше кошки, но с узкими собачьими мордами и голыми крысиными хвостами.

Более омерзительных животных, наверное, не отыщешь во Вселенной. А Старик целый год возится с ними. Сначала у него дело не ладилось, и твари подыхали десятками, а теперь все вроде нормально. Несколько крысо-собак живут в вольере при лаборатории.

Несчастье, как я уже говорил, произошло неожиданно и глупо. Обычно, если Старик не работал в лаборатории, он уходил в горы. Регулярную радиосвязь с базой, несмотря на все инструкции и мои требования, Старик никогда не поддерживал. Он говорил, что эти дурацкие переговоры только мешают работать. И я, привыкнув, особо за него не тревожился. Несмотря на свои шестьдесят лет, Старик был здоров и крепок. К тому же он был хорошо вооружен.

Я обычно настраивался на его волну и, услышав в конце дня координаты, вылетал к нему на вертолете.

В этот проклятый день радио вдруг загремело на аварийной волне: сигнал тревоги. Я немедленно поднял железную стрекозу в воздух.

Автопилот повел машину точно по тревожной ниткe аварийного вызова. Сокращая расстояния, он бросал вертолет в узкие ущелья, резко перескакивал через вершины.

И вот, наконец, длинный, крутой, покрытый россыпью красного щебня склон и неподвижная человеческая фигура.

Я успел вовремя. Старик терял сознание. На вершине горы возбужденно суетилась стая крысо-собак. На склоне в трех местах щебень блестел, как расплавленное стекло. Значит, Старику уже пришлось отгонять их вспышками лучевого пистолета...

В кабине осмотрел Старика. Даже с моими врачебными познаниями нетрудно было понять, что дело плохо. Сломаны ноги, перебито два или три ребра; кисти рук, с которых лоскутами сорвана кожа, сочились кровью. И кажется, только голова, защищенная пластиковым шлемом, была не повреждена.

Я запеленал Старика болеуспокаивающими бинтами.

Он очнулся, в его серых, всегда жестких и спокойных глазах были растерянность и тревога...

На базе я уложил Старика в ванну с анестезирующим раствором.

За полчаса полета лицо Старика осунулось, щеки ввалились, под глазами синие тени, но сами глаза теперь смотрели жестко и твердо. От растерянности и страха не осталось и следа.

- Я скоро умру, Март,- сказал Старик. Голос был слабый от перенесенной боли и потери крови, но звучал он, как всегда, спокойно.- Ты это знаешь не хуже меня...

Он замолчал, собирая силы для какого-то решения.