Цнежный тигр   ::   Бычкова Елена

И я снова умирал, проваливаясь в белую пустоту…

Я смотрел прямо в глаза этому человеку. Долго-долго, так долго, что онемели лапы. Не имея сил пошевелиться, мог только смотреть. В его зрачках не было испуга, и от него не пахло страхом, этим раздражающе острым запахом, который вызывал у меня одно желание — прыгнуть и схватить. Он был спокоен и неподвижен, только глаза его, отражая свет синих гор, смотрели в мои… И мне вдруг стало страшно. Так страшно, что я прижал уши и, скользя животом по снегу, пополз вверх по тропинке. А он продолжал сидеть, чуть подавшись вперед…

Я сам не знал, чего боялся. Может быть его странного, пристального взгляда. На короткое мгновение мне показалось, что я сам мог быть человеком, который сидит на камне и смотрит в глаза тигру. И это было страшно. Или меня испугал его запах, не похожий ни на один из запахов долины?…

Я проснулся, но продолжал лежать неподвижно, все еще глядя на него, и мне чудилось, что я вижу со стороны, издалека, неподвижную фигуру человека, и зверя, распластавшегося на земле. Мне казалось, что я потерял часть себя, и она ушла вместе с тем человеком. Наверное, он знал, как мне вернуть ее, блуждающую в ледяной пурге по ночам, знал, как прогнать сны.

Мне нужно найти его. Человека со странными глазами, который не боится меня.

Снег опять шел всю ночь. Густой, мягкий, бесшумный. Я лежал в палатке и слушал, как он засыпает долину, горы, весь мир… Он сгладит следы нашей возни у лагеря, выровняет глубокие полосы, оставленные полозьями саней, прикроет палатку. Я чувствовал себя лежащим под белым, теплым одеялом. Звуки тонули в этом снегу, стирались расстояния, и глубокий покой растекался по земле вместе с тишиной.

Один раз у меня в ногах завозился Волк, которого я привел в палатку, вопреки всем правилам северной походной жизни. Он должен был спать снаружи, в норе, вырытой в снегу, но в эту холодную ночь, когда обостряется чувство одиночества и опасности, мне особенно не хотелось оставаться одному. Стив уехал на рассвете, забрав с собой всю упряжку собак и оставив мне только Волка, второй карабин и обещание вернуться завтра к вечеру, то есть уже сегодня…

Утро было немного сумрачным. В воздухе еще носились одинокие снежинки, но снегопад закончился. Я пустил Волка побегать, зарядил в фотоаппарат новую пленку и навел его на восток, туда, где голубел острый пик, окутанный тяжелыми облаками. Клык Дракона. Обледеневшая вершина, похожая на кристалл с несколькими глубокими разломами, темнеющими на холодных гранях…

Я сделал несколько снимков, когда вдруг услышал у себя за спиной странный звук — фырканье, отчетливое и громкое. Обернулся. И обомлел. Тигр стоял совсем рядом, видимый до последней полоски, и внимательно обнюхивал палатку. Не обращая на меня никакого внимания, он осмотрел лыжи, сунул голову в палатку и снова звучно фыркнул. Я быстро взглянул в сторону карабина, движение неосознанное, но вполне оправданное — ружье стояло у поленницы, слишком далеко, чтобы успеть до него дотянуться. Все давно забытые первобытные страхи, в которых я, кажется, обвинял Стива, шевельнулись вдруг и в моей душе. Мирная обстановка лагеря, который всегда казался мне надежным убежищем, превратилась в нечто, напоминающее плохую декорацию, во что-то типа тонких картонных щитов, которые зверь мог опрокинуть одним ударом лапы. Милая бесцеремонность, с которой он уронил в снег альпеншток, поразила меня больше, чем его рычание и следы на снегу. Вчера он был серебристым призраком, мудрым и благородным хозяином гор, во владения которого я попал случайно, сегодня он явился ко мне домой и нахально пытается огрызть кусок ремня, натянутого на одном из углов палатки. Не знаю, что бы я сделал, если бы карабин оказался рядом. Надеюсь, что выстрелил бы в воздух и только.