Да не убоюсь я зла   ::   Абзалова Виктория Николаевна

– Люди добрые, да что ж вы делаете… за что…

В самый момент, когда распаленный азартом народишко готов был рассыпаться по дому, подхватить, скрутить хитрую ведьму, – раздался строгий голос:

– Мир вам, дети мои!

На пороге стоял почтенный отец Иероним, про которого говорили, что одно время он был тюремным духовником. Святой отец с удовольствием огляделся, – хорошо живет кружевница Марта, – правильно.

Кроме того, кружевница Марта, была исполнительной, на исповедь ходила исправно, отвечала честно, и не забывала оставлять небольшие пожертвования на храм.

– Что ж вы недоброе затеяли? Покой нарушаете? Почтенную женщину позорите?

Под его суровым взглядом охотники немного сникли.

– Защити, отец!

Бледная вдова придвинулась ближе к нему, – а за одно и к выходу, хоть и было это совершенно бесполезно, – всю улочку запрудил городской люд. Марта приложилась к сухой сильной руке.

– Мир вам, дочь моя, – благожелательно произнес святой отец, – я верю, что все это лишь досадное недоразумение.

Марта выпрямилась, а многие из прихожан попытались, как можно больше увеличить расстояние между собой и духовным наставником.

– Но раз уж собрались здесь все эти уважаемые люди, что бы успокоить их и ради вашего же блага, позволим им осмотреть дом.

Отец Иероним едва заметно улыбнулся. Вокруг пошло глухое ворчание.

Марта выпрямилась, синие глаза, прежде чем потупиться к долу, сверкнули гневом.

– Что ж, смотрите, люди. Мне скрывать от вас нечего!

Неожиданно сильным и резким движением вырвав из рук служанки свечи, Марта пошла вперед.

С каждой распахивающейся дверью все больше гас запал ловцов нечисти, все больше замедлялся шаг.

Вдова распахнула еще одну дверь и двинулась было дальше, когда краем глаза уловила в тени нечто оборванное и всклоченное…

Вжимаясь спиной в стену, он смотрел на возникшую в дверном проеме женщину с подсвечником, видел, как бесконечно расширились ее глаза, как открывается крупный красивый рот, – и отчетливо понимал, что погиб. Даже если сейчас он вгрызется ей в горло, гася рождающийся крик, – его растерзает озверевшая толпа…

А оцепеневшая от ужаса Марта неожиданно для себя углядела в желтых волчьих глазах смертную тоску и закрыла рот. Резко развернувшись к нагоняющему ее отцу Иерониму и "охотникам", она отвела руку со свечами подальше от двери.

– Довольны ли вы, панове? Или мне и в спальню вас вести? Постель перетрясать будете?

– Вы уж простите нас, госпожа Марта, – выступил ее сосед, – за срам.

Хотя хотелось, ох, как хотелось порыться в постели панны Марты, – но без свидетелей!

– И правда, дети мои, оборотня здесь и следа нет. Покинем дом, – отец Иероним пастырским жестом отвел людей, – он скорее всего уже далеко, пока вы здесь задержались…

Преследователи, разъяренные тем, что священник так легко читает в их сердцах, разразились воплями негодования и выплеснулись на узкую улочку.

Они стояли так близко, что при желании он мог дотянуться до рясы ксендза.

Прислушиваясь к затихающему шуму, сердце бешено колотилось в висках. Еще не веря в неожиданную удачу, он со сдавленным полувсхлипом без сил сполз по стене.

Благодарности к вдове не было. Если бы его нашли – охапка хвороста нашлась бы и для нее. Но все же она молодец, успела сообразить.

Шум совсем стих. Надо было уходить, а он все не мог встать на ноги. Он перевел дыхание, но, поднимаясь, едва удержался от крика, перед глазами плыли белые мухи.

Ясно, через окно и крышу, как он пришел сюда, уйти не получиться. Значит, надо вниз…

Бедняжка Ганна все не могла успокоиться. Боялась она не столько оборотня, хотя его-то она конечно боялась, – сколько тех, кто только что ушел. Оставив хозяйку сидеть в напряженной неловкой позе на лавке внизу, Ганна прокралась наверх.

Огарок свечи грозил вот-вот потухнуть, и Ганна трепетала всем своим тщедушным телом.