Иногда Карлсоны возвращаются   ::   Незнанский Фридрих Евсеевич

Высохший Сергей Борисович был легок как мумия, и карлсон полетел, понес его над верхушками больничных тополей» … Не могу я больше это читать!

Отвернувшись от коллег, она вскочила и быстро вышла из комнаты. Недопитая чашка чая с мелиссой осталась на столе.

– Что Кирюха этим сказать мне хотел? – развел пухлыми руками арт-директор. – Не пойму я…



Дело Степана Кулакова. Художественный образ одиночества

Студия изобразительных искусств, которую посещал пропавший мальчик, размещалась на другой стороне обширного, чуть ли не в целый квартал, двора, в полуподвале кирпичного дома. Найти это место оказалось легко: входное отверстие, предварявшее ведущую вниз короткую лесенку, было оформлено, точно ворота сказочного дворца. Башенка, увенчанная многолучевой синей звездочкой, слева и справа – окна, откуда выглядывают люди в старинных одеждах, из земли поднимаются гигантские тюльпаны, фиалки и ромашки на толстых стеблях… Все это выполнено в красках, которые применяются для граффити. Празднично, колоритно, броско. Особенно эта роспись должна радовать глаз посреди безнадежной длинной московской зимы, когда вокруг все так тускло и уныло…

«Если это сделали ученики студии, – подумал Филипп Кузьмич, – не зря они тут занимаются».

Железная дверь несла на себе роспись на темы «Буратино»: сверху – очаг с желто-красными языками пламени, откуда торчат черные поленья, внизу – сам деревянный человечек с золотым ключиком. Посередине – табличка: студия… часы работы… Не приглядываясь, Агеев подергал ручку. Дверь не открылась.

«Вот беда, – подумал Филипп Кузьмич, – опоздал-таки. Занятия окончились, ученики разошлись».

Следуя профессиональному навыку не оставлять без внимания даже самую мелкую мелочь, Агеев присмотрелся к табличке. И здесь его ожидал сюрприз: ну и ну, оказывается, согласно расписанию, по четвергам в студии вообще не бывает занятий! Значит, Степан обманул родителей…

Как давно он их обманывал? И где, скажите на милость, он в это время пропадал?

Поднявшись по ступенькам, Филипп Кузьмич связался с Кротовым. Последовал непродолжительный, но интенсивный обмен мнениями. Закончился он тем, что Алексей Петрович попросил товарища по работе подождать пару минут, пока он перезвонит ему. И Агеев принялся топтаться возле стены, рассматривая подробности настенных росписей. Бабушка, которая вела мимо за руку розово-кружевную внучку, послала в агеевскую сторону подозрительный взгляд.

«Ну вот, – подумал Агеев, – со стороны я – вылитый маньяк. Скажут, ходит здесь, детишек из студии подкарауливает…»

Тем временем в квартире Кулаковых творился ад кромешный. Сам Кулаков устал сердиться и впал в подавленно-злобное состояние, то и дело испуская незаконченные ругательства в адрес сына и прихлебывая из пластмассовой бутылки минеральную воду. Сусанна, как безвольная кукла, осела на диван. Каждое новое открытие сыновней лжи ее буквально добивало. Кротову казалось странным, как она еще жива.

– Ты что, не знала, что они не занимаются по четвергам? – Оказывается, Кулаков совсем не устал: он просто копил силы для новой вспышки гнева. – Тебе что, лень было проверить, где и когда бывает твой маленький говнюк? Тут всего лишь двор перейти – тебе и это лень было? Закопалась в своей флористике?

Сусанна подняла голову, глаза у нее сверкнули. Ей явно не нравилось, когда семейное белье перетряхивалось при посторонних… При одном постороннем, так как Макс благополучно отбыл в агентство, дожевав свой походный запас сухариков. И хотя Кротов старался быть предельно деликатным, он не мог не видеть, что его присутствие усиливает Сусаннину боль.

Что касается Кулакова, уж он-то посторонних не стеснялся. Похоже, он вообще не знал, как стесняются.