Дело человека (Дело для настоящих мужчин)   ::   Герролд Дэвид

— Вы вообще не говорили, что надо стрелять в детей.

— Я надеялась, что этого не случиться.

— Доктор Обама, я не знаю, каковы объяснения, но я не могу смириться…

— С этим нельзя мириться! — Ее лицо окаменело. — Дюк давал вам бинокль?

— Да, мэм. Несколько раз.

— И что вы видели?

— В первый раз я видел только купол и ограду. Во второй раз — девочку.

— А что делал Дюк?

— Ну, было похоже, что он идет спасать ее, но потом он изменил мнение и попросил винтовку.

— Вы знаете, почему он попросил винтовку?

— Луис сказал, что он что-то заметил.

— Ммм. Вы смотрели в бинокль на это?

— Да, мэм, я посмотрел из любопытства. Я никогда не видел червей…

Она прервала меня:

— Но когда вы посмотрели, вы увидели их?

— Я видел что-то… — я поколебался. — Не знаю, что это было.

— На что это было похоже?

— Большое, багряно-красное, это трудно описать.

— У хторров пурпурная кожа и многоцветный мех. В зависимости от освещения он может быть красным, розовым, бордовым или оранжевым. Вы это видели?

— Я видел что-то пурпурное. Оно было в тени и двигалось туда-сюда.

— Двигалось быстро?

Я пытался вспомнить. Что значит быстро для червя?

— Кажется, — отговорился я.

— Тогда то, что вы видели, был взрослый хторр в активной и наиболее опасной фазе. Дюк узнал его, как и Ларри, Луис и Шоти. Они подписали рапорт.

— Я не знал — я не видел хторра раньше. Поэтому я здесь.

— Если они сказали, что это были хторры, вы можете быть уверены — они передавали бинокль только чтобы убедиться; если Дюк ошибся, то другой должен был подтвердить, что заметил их.

— Я не спорю с опознанием…

— Но должны бы, — сказала доктор Обама. — Это единственная причина, по которой вы, возможно, не подписали этот. — Она постучала по бумаге на столе.

Я настороженно смотрел на нее. Папа всегда предостерегал, чтобы я не подписывал то, в чем не уверен — именно так он женился на маме. По крайней мере, он всегда так говорил. Я сказал:

— По поводу застреленной девочки — я видел, как она прыгала вокруг загона. Ей не грозила опасность; не было причины стрелять в нее…

— Неверно, — сказала доктор Обама. — Вдвойне неверно. Вы должны бы это знать.

— Я не знаю ничего! — сказал я, внезапно разозлившись. — Мне ничего не сказали. Меня перевели сюда из отдела рекламаций, потому что обнаружили, что у меня два года колледжа по биологии. Мне выдали форму и устав — и этим исчерпывается моя подготовка.

Доктор Обама казалась пораженной, смирившейся и расстроенной одновременно. Словно сама себе — но достаточно громко, чтобы я тоже мог услышать — она сказала:

— Что, черт побери, они делают? Посылают мне детей…

Я все горел:

— Дюк должен был стрелять в хторра! — настаивал я.

— Из чего? — резко спросила доктор Обама. — Вы захватили с собой артиллерию?

— У нас была винтовка большой убойной силы…

— И расстояние до хторра больше семисот метров в ветреный день!

Я пробормотал что-то о гидростатическом шоке.

— Что это?

— Гидростатический шок. Когда пуля вонзается в тело, она создает ударную волну. Клетки похожи на маленькие баллоны с водой. Они разрываются. Убивает это, а не дыры.

Доктор Обама сдерживала дыхание. Я видел, что она принуждает себя быть терпеливой:

— Я знаю о гидростатическом шоке. Он неприменим здесь. Вы предполагаете, что плоть хторров похожа на человеческую. Это не так. Даже если Дюк стрелял бы наугад, это не принесло бы ничего хорошего, если бы не удалось поразить его в глаз, или если не использовать разрывные пули, которых у вас не было. Поэтому не было выбора: он стрелял в то, что мог поразить. — Доктор Обама остановилась. Понизила голос: — Послушай, сынок, я извиняюсь, что ты встретился с грубыми реальностями этой войны так быстро, но… — Она подняла руки извиняющимся жестом, потом уронила их снова.