Депортация (мини-роман - трансутопия)   ::   Розов Александр Александрович

До образца калабрийской фермерши она не дотягивала по объему груди и бедер, да и высшее образование было тут некстати. Но, если уж Лайша решала войти в эту роль, то такие мелочи никак не могли ей помешать.

— Ужас! — заявила она, окинув мужа насмешливым взглядом ярко-зеленых глаз — Щеки впалые, лицо зеленое. Что, черт возьми, ты ел в этой варварской Европе? Срочно за стол!

— Уф, — Грендаль обнял ее, зарывшись лицом в жесткие волосы цвета темной бронзы, — За стол это здорово. Если мне еще нальют стаканчик граппы…

— Нальют, когда ты примешь душ и бросишь тряпки в стиральную машину. Похоже, ты собрал всю пыль с этого грязного континента.

— Ничего подобного, — возразил он, — там осталось предостаточно.

— Тогда я рада. Европейцам не придется менять свои привычки. А сейчас марш в душ.



2. Великая Хартия и мировая пресса



Вымывшись и завернувшись в лава-лава, Грендаль наконец-то почувствовал себя действительно дома. Вся семья собралась на центральной террасе, выполнявшей по обычаю функции гостиной. Правда, Иржи уже сидел за компьютером и что-то делал в интернете, а Саби спала, завернувшись в плед, в широком кресле перед выключенным телевизором в дальнем углу террасы, выходящем в сад.

— Опять смотрела мультик про этих дурацких белых медведей? — спросил он, почесав ее за ухом.

— Они не белые медведи, а панды, — пробурчала она, не открывая глаз.

— Ты уверена, что это меняет дело?

— Меняет. Они не дурацкие, а прикольные, — она все-таки открыла глаза, — Ой, па, а ты когда приехал?

— Минут десять назад. Милая, тебе не кажется, что в детской тебе было бы удобнее спать, чем здесь? Мы ведь будем шуметь и все такое…

— Шумите, — великодушно разрешила она, поворачиваясь на другой бок, — мне не мешает. А в детской мне скучно.

— Да что ты, в самом деле, — вмешалась Лайша, — пусть девочка спит, где ей удобнее, какая разница. И вообще садись за стол. Я тебе налила айн-топф, его надо есть горячим.

— Айн — что?

— Айн-топф. Суп такой баварский.

— А-а, — сказал он, подходя к столу, — пахнет вкусно.

— Вот и ешь уже, — сказала Лайша, — и, кстати, выкладывай, что там было? По ТВ это походило на цирк шапито. Я ничего не поняла и выключила.

— Я тоже не понял, — ответил он, проглотив первую ложку супа, — надо было ехать Джелле или Макрину. Или, хотя бы, Ашуру. В конце концов, это они судьи по рейтингу, а я — по жребию. Вот и объясняли бы…

— А Макрин вчера звонил и говорил: правильно, мол, что тебя отправили.

— Что еще говорил?

— Говорил, они твои дела на завтра расписали между собой, так что у тебя выходной. Как бы, подарок от коллег.

— Очень мило с их стороны, — буркнул Грендаль с набитым ртом.

— Не ворчи, Грен.

— Я и не думал ворчать, — возразил он, — кстати, где граппа?

— Слева от тебя в пластиковой бутылке.

— А, вижу, — он наполнил рюмку и демонстративно облизнулся.

— Па, что такое «фашист»? — спросил Иржи.

— А в энциклопедии лень посмотреть?

— Ага, там написано, что фашисты — преступники, они создали государство, запретили оценивать администрацию, и убивали всех, кто хотел регулировать общество иначе, чем они. А еще они устроили войну, хотя на них никто не нападал.

— Ну, в общих чертах, правильно написано.

— Па, а почему тогда в «Europe monitor daily» написали, что ты — фашист?

Лайша повернулась к Грендалю и, разведя руками, сказала:

— Угораздило же тебя с этим жребием. Придется объяснять ребенку про фашистов.

Грендаль пожал плечами, отхлебнул чуть-чуть водки и спросил:

— Иржи, ты ведь знаешь, из-за чего я летал в Страсбург?

— Потому что ты выгнал из страны каких-то пидорасов, а другие пидорасы из-за этого подняли крик.

Лайша всплеснула руками:

— Эй, от кого ты услышал это слово?

— От тебя, ма, — невозмутимо ответил мальчик, — ты так объясняла дяде Ван Мину.