Исчезновение Одиль   ::   Сименон Жорж

— Я не стану ничего говорить о ее отъезде своим приятельницам, — сказала Марта. — Ни к чему, если все начнут судачить об этом уже сейчас. Ведь не сегодня-завтра она, конечно же, вернется.

— Не думаю, — возразил Боб.

— Что заставляет тебя так говорить?

— Это мое личное ощущение.

Письмо сестры было написано в привычном для нее стиле. Одиль была не чужда страсти все драматизировать. Уже не впервые она заговаривала о самоубийстве, но на этот раз тон был другим. Альбер Пуэнте начал подниматься по лестнице. Его жена не замедлила последовать его примеру, а Боб встал у окна и принялся смотреть на старую липу, которую называл «своим» деревом, когда был ребенком, потому что забирался на самые высокие ее ветви.

Он услышал, как Матильда начала убирать со стола.

— Почему ты не сказал им правду?

— Какую правду?

— Что она уехала вчера вечером, а письмо отправила тебе по почте.

Насколько я ее знаю, она не обошлась запиской. Ты ведь получил длинное письмо, так?

— Да.

— И ты не докажешь его им?

— Нет.

— Почему?

— Потому что там говорится о них, и то, что говорится, не доставило бы им удовольствия.

— Ты и вправду считаешь, что она отправилась в Париж?

— Полагаю, да. Но я могу и заблуждаться.

— Чем она собирается там заняться?

— Не знаю. В ее письме подчеркивается одно-то, что она хочет полностью исчезнуть. Возможно, это означает, что она задумала самоубийство. Мне и в самом деле было бы интересно кое в чем удостовериться.

Он поднялся по лестнице, перешагивая через ступеньку, вошел в ванную комнату родителей, где находилась аптечка. Теперь, когда они уже были не дети, каждый в этом доме приходил и брал здесь то, что ему нужно было.

Тщательно осмотрел таблетки.

Его подозрения подтвердились: пропал пузырек со снотворным.

Он вернулся в комнату сестры, где в углу, на своем месте, лежала гитара, а на стеллаже сидели разные плюшевые зверюшки, сохранившиеся у нее с детских лет, В платяном шкафу очень мало юбок, но с полдюжины брюк. Исчезла куртка, точно такая же, как у него.

Была среда. Коллеж и гимназия после полудня закрыты. Он спустился в гостиную, где находился телефон, и позвонил на виллу Дюпре.

— Алло, мадам… Это говорит Боб Пуэнте. Нельзя ли поговорить с Жанной?

Она пять лет проучилась в одном классе с Одиль в коллеже Бертюзи, и теперь они часто виделись, приходя друг к другу в гости. Встречи их не были регулярными. Это зависело от настроения Оциль, которая на протяжении месяцев или недель считала Жанну своей лучшей подругой, потом вдруг не хотела больше с ней разговаривать.

Сейчас Жанне Дюпре было девятнадцать, и она училась в старшем классе гимназии. Это была свежая и веселая девушка с почти что прозрачными голубыми глазами.

— Алло! Это Боб?

— Да.

— Что у тебя нового?

— Работаю как всегда. Я хотел спросить: ты не виделась последнее время с моей сестрой?

— Ты ведь знаешь, с тех пор как она оставила коллеж…

— Да, знаю.

Она неохотно встречалась со своими прежними подругами и друзьями. Для нее они оставались детьми; Она общалась с новыми компаниями, посещавшими наименее рекомендуемые в городе бары.

— Подожди-ка. Примерно с неделю назад я встретила ее на улице де Бур, и она настояла на том, чтобы угостить меня мороженым.

— Какой она тебе показалась?

— Ты ведь хочешь, чтобы я сказала правду, не так ли?

Она показалась мне нервной и немного взвинченной. Она спросила, что я буду делать после окончания гимназии. Я ей сказала, что хочу поступить в Фармацевтический институт.

«Ты находишь это забавным? — поинтересовалась она с иронией.

«Почему бы и нет? Это прекрасная профессия для женщины, и я не прощаюсь с надеждой в один прекрасный день открыть свое собственное дело».

«Я желаю тебе счастья.