Дерево Джанфия   ::   Ли Танит

Я ловлю за рукав кого-то безликого, бесполого, и он добродушно успокаивает: «Не волнуйтесь, все будет в порядке”.

Я проснулся в поту. Спать посреди бела дня не очень полезно, особенно в такую жару. Неудивительно, что приснился кошмар. Бросалась в глаза и психологическая подоплека сна — паранойя и мучительная жалость к себе. Джентльмену необходимы спокойствие и хорошие манеры, иначе от него быстро устают. Даже для больных нет исключений из этого правила. Я смотрел на джанфию, она лоснилась, излучала красоту и здоровье; она выглядела надменной. Неужели это и правда вампир?

Неужели она, чтобы выжить, высасывает жизнь из людей?

А ведь это вполне бы устроило меня. Чем не способ порвать с мерзким существованием? Никакой крови и боли. Экстатично, эстетично, романтично.

Меня, конечно, не поймут. Скажут: “Он всегда был чокнутым». А Изабелла, вспомнив легенду, ошеломленно посмотрит на джанфию и нервно хихикнет, и передернет плечами, отгоняя страшную догадку.

Я встал и подошел к дереву.

— Что же ты медлишь? Я здесь. Я готов. Я… Я буду только рад такому концу. Погибнуть в объятиях того, кому — или чему? — ты нужен, умереть в наслаждении… А не от кровавого равнодушного скальпеля похмельного хирурга, теряющего — ах, какая жалость! — уже не первого пациента за день. И не жить в проклятой тоске, то и дело получая от судьбы в зубы и ни одного дела не доводя до конца… Нет, надо вырваться из порочного круга и забыться навсегда или даже начать все сызнова, и если есть на свете бородатый старикашка Бог, он ведь не упрекнет меня за такой исход, правда? «Всемилостивейший! — скажу ему. — Я готов был идти дальше, еще сорок лет терпеть твое издевательство, но повстречал демона на свою беду… Ты же понимаешь, против него у меня не было шансов».

Я посмотрел на джанфию в упор.

— А что? Неплохая идея, верно? Интересно, она меня слышит? Понимает? Я протянул руку и потрогал ствол, листья, сочные, тугие цветы. Казалось, все они пели, в них вибрировала колоссальная скрытая сила; вот так же гудит оставленный музыкантом инструмент.

Боже, я схожу с ума!

Я отвернулся и захохотал.

«Все — ложь, — говорил мой смех. — Я это знаю, а потому не боюсь тебя”.

В комнате был письменный стол. Я редко пишу за столом, но сейчас уселся на него и вчерне записал легенду о дереве. Не то чтобы мне было это интересно, я просто хотел убить время. И оно убивалось легко — вскоре настала пора пропустить стаканчик. Я с чистой совестью пошел вниз — откупорить бутылку вина.

Сквозь нижние ветви кипариса проникали лучи закатного солнца, и под ними стояла понурая Марта с тарелкой объедков в руках.

— Что, у кошек пропал аппетит? — спросил я ее.

Она бросила на меня хмурый взгляд.

— Кошки убежали. Миссис Изабелла их любит, наверное, они сейчас у нее. Они чего-то испугались. Бежали как бешеные, глазищи — во! — Она показала, какие глазищи были у кошек.

Я удивился — тому, что еще способен удивляться. И содрогнулся.

— И что же их так испугало? Марта пожала плечами.

— Не знаю. Увидела только, как они удирали. Шерсть дыбом, глазищи — во!

— Где это случилось?

— Сейчас. Только что.

— Но где? Тут?

Она снова пожала плечами.

— Тут ничего не было. Сбежали, и все. Ну, я пошла, меня тетя ждет.

— Ах, да, тетя. Ладно, до встречи.

Я улыбнулся. Марта прикинулась, будто не заметила. Сама она мне улыбалась, только когда я бывал серьезен, или сосредоточен, или неважно чувствовал себя. И по-английски в моем присутствии она говорила хуже, чем при Изабелле. Видимо, так проявлялась защитная реакция, — Марта заподозрила, что невезение заразно.

Я уже всем успел объяснить, что ничего особенного мне на обед не нужно, вполне достаточно сыра и фруктов. Не надо было далеко ходить за этими продуктами, однако все исчезли.