Добронега   ::   Романовский Владимир Дмитриевич

Кто-то видел варанга, переодетого немецким купцом. Милочка, не останавливался ли у тебя давеча немецкий купец?

— Останавливался, — ответила Евлампия. — Уехал вчера утром.

— Ну вот как все просто, — сказала обладательница командного голоса. — Вам, олухам, только бы рукоприкладством заниматься. Подержите ее за руки, что ли. Вот так, правильно. Теперь разведите ей руки в стороны.

Это не на меня лично облава, подумал Хелье. Это вообще на всех наемников облава. И, скорее всего, только в этом конце. Но под шумок давешняя красотка, если это она, и двое ее подручных, ловят именно меня. Бедная Евлампия! Ей сейчас достанется. Из-за меня. Если, конечно, она не надумает сказать им, где варанг. Может и надумает. Как нужен сверд!

Если доберусь до торга, подумал он, просто возьму все, что нужно, силой. И вернусь сюда. Объяснить этим негодяям, где швед. Смелые они больно — вдесятером на одного предполагаемого варанга.

Голос командной женщины звучал снизу — слишком тихо и вкрадчиво, чтобы можно было разобрать отдельные слова. Затем Евлампия вскрикнула. И еще раз вскрикнула.

— Ну? — спросила командирша, повышая голос.

— Нет! Нет! — закричала Евлампия.

Можно было попробовать убедить себя, что все эти новгородские дела с ловлей варангов его не касаются, что он находится во враждебном городе, и, в конце концов, если несколько новгородцев решили замучить свою землячку, при чем тут житель Хардангер-Фьорда, сигтунец наездами, смоленских кровей? Но Хелье и без того чувствовал себя свиньей. Да и дрожал от страха, к тому же, а от страха дрожат, когда бездействуют. Поэтому он нарочито шумно повернулся и полез по продольной балке вверх. Внизу, под соломенной крышей, этот маневр услышали и оценили. Там все стихло, и через мгновение копье вышло вертикально сквозь крышу в каких-то дюймах от бока Хелье. Перебирая руками и ногами, он добрался до верхнего поперечника и перекатился на другую сторону. Справа был задний двор, слева крог с лоскутно-черепичной, а не соломенной, крышей, а за забором, на улице, стояли трое, и они его заметили.

Снова забравшись на поперечник, Хелье побежал по нему, балансируя, и прыгнул на черепицу, слегка подвернув ногу. Перебежав на противоположную сторону крыши крога, он соскочил в примыкающий к стене соседний двор и кинулся к открытой калитке, за которой сидела на лавице пожилая пара — очевидно, хозяева, соседи Евлампии.

— Швед убегает! — закричали спохватившиеся трое.

— Ловите его, ловите! — закричал пожилой хозяин дома. — Мудрено ли! Видано ли это! Житья от этих шведов нет никакого! Всех девок перепортили! — Он понизил голос, заговорщически обращаясь к супруге: — Молодые ребята, проворные, сейчас они его схватят, клеща этого.

— Поделом, — откликнулась супруга возмущенным контральто. — Нет, ну какой гад, а! Еще убегает!

Бежать босиком было очень неудобно. Хувудваг был неровный, бугристый, да и подвернутая щиколотка давала себя знать. При этом евлампиева рубаха, слишком короткая для Хелье, то и дело вздымалась до пояса, и было неудобно перед преследователями. Ему повезло — ни у одного из троих преследователей не оказалось стрел. Лук был. Один.

Вскоре Хелье сообразил, что вообще бежит не туда, куда надо. Бежать стоило к торгу. Люди, склонные к темным делам — а избиение наемников по одиночке, хоть и поддерживаемое мирным населением, несомненно было делом темным — не любят совершать эти дела открыто, в людных местах. А Хелье бежал в противоположную сторону, прочь от Новгорода.

Преследователи не отставали. Вооружены они были тяжелыми топорами.

Неширокий хувудваг уходил в сторону от реки, поднимаясь по склону. Впереди и слева, внизу, виднелся нестройный ряд рыбацких хибарок. На воде покачивались ладьи.