Доспехи дракона   ::   Фейст Раймонд

— Лезвием кинжала рассечены мускулы и связки, — прошамкал он. — Рана со временем затянется, но пальцы утратят былую подвижность и силу. Боюсь, господин, его можно будет использовать только на легких работах.

Юноша кивнул и приказал лекарю:

— Перевяжи его раны и возвращайся к себе. Старик заштопал порез на ладони Пага костяной иглой с протянутой в нее тонкой жилой и, смазав обе раны целебным снадобьем, перевязал их чистыми тряпицами. Велев своему пациенту как можно меньше двигать раненой рукой, он с поклоном удалился. Паг вытерпел болезненную процедуру молча, ни разу не поморщившись. Он сумел пересилить боль с помощью одного из приемов самовнушения, которым научил его Кулган.

Стоило лекарю уйти, как молодой офицер сурово взглянул на Лори и сказал ему, чеканя слова:

— Согласно закону, я должен был бы повесить тебя за убийство надсмотрщика! — Паг и Лори молчали: рабы не смели говорить без разрешения хозяев. — Но поскольку я приказал повесить Ногаму, в моей власти сохранить тебе жизнь. Я ограничусь тем, что накажу тебя за нанесенную ему рану. Можешь считать себя наказанным. — Губы его раздвинулись в легкой усмешке. Лори и Паг молча поклонились, и юноша махнул рукой: — Оставьте меня, но возвращайтесь сюда на рассвете. Я должен решить, что делать с вами дальше.

Друзья вышли из дома юного офицера и зашагали к своему бараку. Оба чувствовали себя так, словно с плеч их свалилась гора. Ведь еще так недавно они были уверены, что рассвет застанет их висящими возле Ногаму с петлями на шее. Лори повел плечами и прошептал:

— Я решительно ничего не понимаю!

Паг слабо улыбнулся ему в ответ.

— Мне так больно, что я не в силах даже удивляться. Но я рад, что мы с тобой остались в живых.

У порога невольничьего барака Лори пробормотал:

— Сдается мне, что у молодого хозяйского сына есть какие-то задумки на наш счет!

— Я давно оставил всякие попытки разобраться в мыслях и намерениях наших хозяев, — устало ответил Паг. — Мне кажется, что только благодаря этому я не погиб, подобно многим, в первые же месяцы неволи. Я просто делаю, что они велят, и молча терплю все, что выпадает на мою долю, друг Лори. — Он кивнул в сторону виселицы с покачивавшимся на ней телом Ногаму. Нынче ночью на небосклоне светила лишь малая луна, и ее слабые лучи едва обрисовывали контуры могучего тела надсмотрщика. — Но от подобной участи никто из нас не застрахован.

— Твоя правда. Я все время думаю об этом. И у меня из головы не идет мысль о побеге.

Паг горько усмехнулся.

— Куда же ты надеешься убежать, менестрель? Неужто рассчитываешь отыскать вход в звездный туннель, охраняемый десятком тысяч цурани?!

Лори не ответил ему. Они вернулись в барак и улеглись на свои тюфяки, чтобы безмятежно проспать те несколько часов, что оставались до рассвета.

Юный офицер восседал на груде подушек, скрестив ноги по цуранийскому обычаю. Отослав стража, который привел к нему Пага и Лори, он кивком приказал им сесть. Поколебавшись, ибо невольникам редко дозволялось сидеть в присутствии господ, друзья опустились на ковер, устилавший пол в комнате.

— Я — Хокану из рода Шиндзаваи, — сказал юноша без всяких предисловий. — Мой отец — хозяин этой плантации. Он весьма недоволен тем, что урожай в этом году оказался низким. Я прибыл сюда, повинуясь его приказу, чтобы выяснить, в чем причина такого неуспеха. Теперь в лагере нет надсмотрщика, потому что этот глупец Ногаму проявил пренебрежение к своим обязанностям и непочтительность ко мне. Что же мне делать? — Невольники промолчали, и Хокану спросил их: — Как долго вы находитесь на этой плантации?

Паг и Лори по очереди ответили ему. Помолчав, Хокану кивнул в сторону менестреля.

— В том, что тебе удалось остаться в живых четыре месяца, нет ничего необычного.