Дракон. Черта   ::   Кондырева Евгения

Вот такие мысли заставляли ловчего ворочаться без сна на твердых досках палубы, глядя в усеянное крупными звездами небо, и прислушиваться к дыханию спящих мага и лорда, лежащих бок о бок с ним. И от того, что Фиджин был рядом – свой, надежный, понятный, с единым на них двоих прошлым, – Кришу становилось немного легче.

«Морской конек», не слишком быстрое и поворотливое судно, казался Эши самым прекрасным и гордым кораблем на свете. Забившись в какой-нибудь угол, чтобы не попадаться на глаза матросам, она любовалась его залатанными белыми парусами, которые косыми крыльями гордо поднимались над палубой. Или зачарованно разглядывала пенящиеся позади корабля струи и бесконечное зыбкое пространство, наполненное солнцем, ветром и блеском чешуи, играющей у самой поверхности рыбы. В первые дни над кораблем часто парили большие черно-серые птицы. Резко складывая крылья, они то и дело пикировали в воду и снова взмывали в небо, унося в клюве добычу. Потом птицы отстали.

Кое-кто из молодых матросов пытался проявлять к Эши интерес, но Фиджин так резко пресек все попытки, что стало ясно – у пассажирки серьезные заступники. Столкнувшись с одним из них, никому не хотелось иметь дело с остальными двумя. И, к слову сказать, что это за девушка? Ручки тонкие, лицо прозрачное, фигура – того гляди ветром сдует. Дитя, да и только. Матросам гораздо больше нравились другие – веселые, пышные, розовощекие, те, что встречали корабли в порту Кинтана, готовые сколько угодно кокетничать и смеяться.

Впрочем, и от девчонки случилась польза. Когда корабельный плотник защемил себе пальцы, капитан вспомнил о тихой пассажирке, сказавшейся лекаркой. Та не растерялась. Сложила раздробленные кости и забрала пальцы в лубок, да так быстро и ловко, что плотник не успел и охнуть. Правда, перед этим ему, как водится, дали выпить чарку-вторую.

Только старые моряки все равно мрачно хмурились, уверяя, что плотник уже потерял свою руку, хорошо, если сам жив останется. Видали уж такое не раз! Сначала рука распухнет, а потом, если не почернеет и не приключится горячка (что означает верный конец!), начнет потихоньку усыхать, пока не сделается как куриная лапа. Да только можно ли такой рукой удержать топор или пилу? Посмотрим, как ночь пройдет… Но ночью плотник спокойно спал. К утру опухоли так и не случилось, а на следующий день лекарка трижды приходила к увечному, чем-то поила его и подолгу шептала над больной рукой. Прошла еще одна ночь и еще одна, а плотнику становилось все лучше.

Моряки удивленно качали головами и помалкивали. Видать, сильная оказалась лекарка, хоть на вид и совсем мелюзга. Кто бы подумал? Чудно, конечно, ну да время покажет…

Море было ласковым и спокойным, и когда изредка начиналась легкая качка, Эши с жадным волнением следила за тем, как поднимается нос корабля, и «Морской конек» неспешно взбирается с волны на волну.

По вечерам, глядя на уставших, но казавшихся довольными друзей, успевших загореть и приобрести походку заправских моряков, она спрашивала себя: как долго продлится этот неожиданный покой? С того момента, как Эши ступила на борт «Морского конька», она жила лишь ощущениями мерного покачивания палубы под ногами, свежего воздуха и солнца. Море укачало на своих волнах все ее страхи. Ничто – ни грубые окрики боцмана, подгоняющего матросов, ни громкие песни и взрывы бурного смеха по вечерам, когда свободные от вахты люди азартно играли в кости на верхней палубе, – не могло вывести ее из этого состояния.

Пожалуй, только в море Эши окончательно осознала, что такое настоящая свобода. Ей удалось невозможное: она почти не думала ни о Та-Сиссе, ни о неведомой стране, в которую они теперь стремились.