Другое притяжение   ::   Жаков Лев

Тело оторвалось от земли, повлеклось по воздуху, как надутый гелием шар.

– Ща мы им покажем, эх-мы! – сдавленно прохрипел бомж, приседая. Он катился над асфальтом в своих кедах, как лыжник с заснеженной горы. Из задников клубами шёл дым, с шипением вырывались струи огня. И мы неслись вперёд, по аллее, милиционеры свистели, прохожие останавливались, оглядываясь нам вслед, кричали, махали руками, но мы свернули за угол, пролетели ещё две улицы, сбив старушку, которая пыталась зацепить нас клюкой, и начали петлять по городу, уходя от погони.

В телевизоре пела давно забытая группа «Мираж». Мелькающий сполохами красного и жёлтого экран скупо освещал край дивана и стола, спинку стула. Остальная комната тонула в тенях и пыли. И в этой темноте шевелилась, вздыхая, тяжёлая туша тоски.

Болела голова. Во рту пересохло. Давно и безнадёжно хотелось пить, но Санёк боялся встать: тоска притаилась, поджидая, готовясь вонзить острые зубы в его ноги. Поэтому он продолжал смотреть в экран, где кривлялась певица, открывая и закрывая маленький ярко накрашенный рот.

Однако в какой-то момент жажда и нужда пересилили страх. Санёк нащупал провод от торшера, нажал выключатель. Тусклый жёлтый свет разлился над полом, вырвав у темноты круг паркета, тапочки и батарею пустых бутылок вдоль стены.

На кухне от забытой на полу горбушки во все стороны порскнули тараканы. Они торопливо бежали к плинтусу, заползали под шкаф и мойку. В пятнах жира и кетчупа на не убранных после ужина тарелках застряла муха.

Санёк хлебнул воды из фарфорового кувшина, постоял, держась за шкаф. Его качало: вчера они немного посидели, Санёк потом дрых до вечера, но всё равно ощущал слабость в членах и лёгкое головокружение.

Он открыл холодильник – новый, большой, неуместный посреди старой коммунальной кухни.

Холодильник был не его, но Санёк об этом даже не помнил. Он выгреб из пластикового контейнера горсть квашеной капусты, отправил в рот, пожевал вяло. Пряди соленья полетели на пол. Под холодильником шевелились усы.

Кто-то прошмыгнул на кухню. Санёк краем глаза уловил движение.

– Пошли вон! – взревел он, падая на стул возле телефона. Ему было плохо.

Жена брата сунулась в холодильник, что-то взяла там и поспешно вышла. Санёк мучился похмельем. Он со второго раза взял трубку, подпёр голову кулаком и задумался, тыча пальцем в диск. Затем решился.

– Алло, Настя? Привет. Как ты, нормально? И я тоже нормально. Настя, давай встретимся сегодня. Что значит «не могу»? Идёте с мужем в кино? А я? Настя, ты же знаешь… Не понял… Ах так, да? Ну ладно. Ладно. Нет, не поговорим потом, не надо, я всё понял. Нет-нет, не надо. Всё, ладно. Пока, я сказал!

Бросил трубку – аппарат звякнул. Потом снова поднял, набрал другой номер.

– Виталий Иванович? Привет, дорогой, это Санёк. Да, сегодня свободен. Нет, завтра на работу не надо. Приходи, да. Не понял… Что значит «не можешь»? Виталий Иванович! Ну что же ты… а ещё друг называется… Ну ладно. Ладно. Я всё понял. Всё, считай, больше не друзья. Нет, не надо потом говорить, я всё понял. Всё, прощай, бывший друг!

С размаху опустил трубку на рычаг, встал, опираясь на тумбочку, шатаясь, добрался до сортира, потом, забыв выключить свет, ввалился в комнату и тяжело упал на диван. Его все предали, друзья бросили, он остался один, совсем один…

Телевизор мерцал, «Мираж» плакал и рыдал, заглушая тоску. Приподняв руку с пультом, Санёк прибавил громкости – так, чтобы в ушах не звенело, не нудело одиночество. Звуковые волны омыли тело, голова поплыла, Санёк расслабился, прикрыл глаза…

– Саша, сделай потише! – постучал в дверь брат.

– Да пошёл ты! – вякнул Санёк, но вяло, так, что его не услышали. Поворочался с боку на бок.