Дырка в обоях   ::   Жаков Лев

---------------------------------------------

Дырка в обоях

Мама была на работе, папа поехал за приятелями, чтобы помогли вынести мебель из комнаты: в детской намечался ремонт. Маша уже попрощалась с кроватью (купили новую, большую, она стояла в гостиной и пахла клеем), со столом – его помыли, стерев мишку с разными лапами, мышонка, похожего на попугая, и одноцветную девочку, которая до сих пор стеснялась сказать, как её зовут. А ведь Маша дружила с ней почти целый год!

Остались обои. Cовсем старые, недетские, зато за спинкой кровати на них виднелись настоящие золотые полоски, и ещё к ним хорошо прилипали шарики пластилина, держались долго-долго, пока вокруг шарика не расползалось тёмное пятно. Тогда пластилин отпадал. Может, обоям было больно, они плакали, пластилин намокал, становился скользким и больше не мог висеть. Или это собирались жители заобойной страны, много-много-много – они же малюсенькие, – и спихивали шарик, потому что он загораживал свет и у них плохо росла их заобойная капуста. Она была такая розовая, и росла во все стороны, и сладкая. А без света капуста становилась зелёная и невкусная, как будто варёная.

В кармане у Маши лежал красный карандаш. Все остальные мама спрятала, потому что боялась, что Маша раскидает их по комнате, и взрослые, которые будут выносить мебель, поскользнутся на них и сломают себе ноги. И ручки мама спрятала, и все игрушки, кроме мягких. Маша бы и со зверями меховыми поиграла. Но папа сказал, что, когда в комнате будет совсем пусто, ничего не останется, они будут клеить новые обои. А старые снимут. Все-все, не оставят ни кусочка. И настоящие золотые полоски за кроватью тоже снимут. Как? Они же приклеенные. Но если папа обещал, значит, сделает. Поэтому Маша один карандаш тоже спрятала – от мамы. Какой попался. Бедные обои!

Чтобы им было не грустно там, куда они потом попадут, Маша нарисует им собаку. Она защитит обои от плохих людей. У Маши когда-то была собака Лизка, но она умерла. У Лизки был длинный хвост и пушистые уши. Маша нарисует обоям Лизку. Та очень громко гавкала, она их в обиду не даст.

Лизка вышла просто замечательная, длинная, красная, хвост кренделем – как настоящая. Маша примерилась, занесла карандаш и стала вырисовывать глаз, вдавливая грифель в жирную точку, чтобы получился круглый и блестящий.

Пст!

Острие провалилось, прорвав бумагу.

Получилась дырка.

Маша наклонилась и заглянула в отверстие.

Много лет спустя, когда она вырастет, и у неё самой будет дочка, и они как-то вечером станут вместе рисовать на обоях, и войдёт мама – уже бабушка, и скажет: «Мало я в детстве тебя ругала! До сих пор не понимаю, ну что ты с тем куском обоев носилась?» – Маша ответит: «Ну… у него на ногах росли рога».

Всё остальное она разглядела потом. И зал «как в фильме или театре» (в ресторанах ей пока бывать не приходилось) – со множеством столиков, лепниной, зеркалами и драпировками на стенах, сценой и низкими ярко горящими люстрами, – и оркестр, и посетителей. Самым первым она заметила стоящего у двери высокого худощавого человека в костюме-тройке. У него была квадратная голова, а на ногах росли рога. Ветвистые, как у оленя.

Сначала Маше показалось, что все сидят неподвижно. Она моргнула – нет, всё жило: зал разразился громовыми аплодисментами. Странные существа бешено хлопали, кто-то топал и свистел. На сцене маленький человечек – у которого два уха свисали, как у кролика, а третье, самое длинное, стояло торчком на макушке, и с кончика его на девочку смотрел круглый чёрный глаз, – закричал в микрофон:

– Да-да, поприветствуем её, нашего создателя! И вернёмся к делам, от которых отвлеклись буквально на минуточку, чтобы сотвориться.