Есть, господин президент!   ::   Гурский Лев

В понедельник 17 мая, безоблачным утром, которое впоследствии «Кессельштейнский курьер» назвал ужасным и скандальным (О, es war der wierkliche Skandal!), repp Кунце, как обычно, сидел на веранде, попивал поданный фрау Дитмар кофе со свежими сливками и время от времени посматривал на своих разноцветных солдат. Те доблестно отрабатывали жалованье: трое дежурили у ворот, трое у полосатого шлагбаума и еще три человека — возле двух таких же зебровидных караульных домиков, смахивающих на собачьи будки.

Понедельник был день не экскурсионный. Случайных туристов, не знающих о том, предупреждали еще на границе Великого герцогства — за холмом, в полутора километрах отсюда, — плакат с грозным восклицательным «Halt!» и двое караульных, обученных переводу тормозящего слова на все основные языки мира.

Один день в неделю Кессельштейн считался государством, закрытым для посетителей. Вместе с признанием вечного нейтралитета суверенное право на один еженедельный выходной было даровано династии Типпельскирнов именным вердиктом императора Фридриха Великого. Не нарушалось оно ни разу — даже в 1944-м, когда танковая дивизия союзников, во исполнение приказа фельдмаршала Монтгомери, совершала обходной маневр. Благо танкисты подъехали к границе без пятнадцати минут вторник и ждали недолго.

— Фрау Дитмар… — начал герр Кунце, собираясь попросить еще чашечку кофе. Но тут его отвлекли странные звуки из-за холма.

Голос казенных «манлихеров» капитан гвардии слышал последний раз четырнадцать лет назад, во время салюта на похоронах двоюродного дяди нынешнего герцога, и потому узнал эти звуки не сразу.

Сперва капитану показалось, будто кто-то за холмом стал чрезвычайно громко ломать об колено сухой хворост, ветку за веткой. Лишь пару мгновений спустя до герра Кунце дошла ужасная правда. Серебряная ложечка вылетела из его кофейной чашки и звякнула где-то внизу, на брусчатой мостовой, а секунд через десять там же внизу оказался и капитан — растерянный, злой, готовый мчаться к месту происшествия. Однако в этом не было нужды: происшествие само выкатилось из-за холма. Оно имело вид нового «мерседеса» с тонированными стеклами, который, виляя, на приличной скорости несся к воротам замка. Следом за автомобилем со значительным отставанием бежали два пограничных гвардейца, сотрясая воздух криками и пальбой из винтовок во все стороны света. Одна пуля с противным вжиком пролетела прямо над головой герра Кунце и помогла ему вспомнить устав караульной службы.

— Гвардия, в ружье! — заорал он охранникам шлагбаума и ворот. — Готовьсь, сукины дети! По колесам! Пли!

К последнему слову капитан прибавил энергичный взмах рукой. Что поделать: гвардейцы Великого герцогства были староваты и глуховаты. Самому молодому в январе исполнилось пятьдесят.

Бах-бах-бах! Гвардия не подкачала. Почти одновременно грянуло штук шесть «манлихеров». Машинально капитан прикинул, что из десяти солдатских винтовок осеклось меньше половины: недурной результат для патронов, чьи капсюли произведены еще при Габсбургах. Будучи реалистом, герр Кунце не надеялся на большую меткость своих ветеранов, но кое-кто, представьте, даже попал.

Стеклянным дождем брызнула фара, грохнула на всю округу удачно простреленная шина. «Мерседес» с визгом завертелся по брусчатке, словно волк с подбитой охотником лапой, снес шлагбаум, уже боком протаранил одну из караульных будок — к счастью, пустую — и на скорости прибился капотом к стене замка.

В уши ввинтился мерзкий скрежет металла о камень. Стена замка, сложенная в середине пятнадцатого веке каменщиками самого Бруно Однорукого, не дрогнула. Таким образом, первая в истории Великого герцогства автомобильная катастрофа завершилась без жертв — по крайней мере, из числа подданных Его Высочества.